Но здесь был и сегодняшний, утренний выпуск «Дейли экспресс».
Он схватил газету, заранее боясь, что она вся будет посвящена загадочному исчезновению мистера Берли, лорда Барралонга, мистера Руперта Кэтскилла, мистера Ханкера, отца Эмертона, леди Стеллы, не считая прочих, менее крупных светил. Но постепенно, по мере того как он листал газету, страх его испарялся. О них не было ни одного слова!
«Как же так! – мысленно заспорил он, не желая теперь отказываться от своего предположения. – Их друзья должны были заметить, что они исчезли".
Мистер Барнстейпл прочел всю газету. Но нашел упоминание лишь о том, о ком он как раз и не думал: о мистере Фредди Маше. Премия имени принцессы де Модена Фраскатти (урожденной Хаггинсботтом) за труды об английской литературе никому не была вручена мистером Грейсфулом Глоссом «ввиду того, что мистеру Фредди Машу понадобилось уехать за границу».
Мистер Барнстейпл еще долго терялся в догадках, почему никто не заметил отсутствия всех остальных. Затем его мысли снова обратились к сверкающему красному цветку, лежавшему на скошенном лугу, и к руке, которая словно убрала цветок. В это мгновение чудом открывшаяся дверь между прекрасным и удивительным миром Утопии и Землей опять захлопнулась навсегда.
И снова мистер Барнстейпл был охвачен изумлением. Утопия, мир честности и нравственного здоровья, лежала вне самых удаленных границ нашей вселенной; этот мир навсегда останется недостижимым для него; и все-таки, как было ему сказано, это лишь один из бесчисленных миров, движущихся вместе во времени, находящихся бесконечно близко друг от друга, как листки книги. И Земля и Утопия – ничто в безграничной множественности космических систем и пространств, которые их окружают.
«Если бы я мог, вращая свою руку, разогнать ее за пределы, которые ей поставлены, – сказал ему кто-то из утопийцев, – я мог бы проткнуть ею тысячи миров…»
Подошедшая с чаем официантка вернула его к земной действительности.
Еда показалась ему безвкусной и какой-то нечистой. Он проглотил чай, потому что его мучила жажда. Но есть он не мог.
Случайно засунув руку в карман, он нащупал что-то мягкое. Это был лепесток, оторванный от красного цветка. Лепесток уже потерял свой огненно-красный цвет, а соприкоснувшись с душным воздухом комнаты, и вовсе свернулся, сморщился и почернел; его нежный аромат сменился неприятным сладковатым запахом.
– Ну, разумеется, – сказал мистер Барнстейпл, – этого надо было ожидать.
Он бросил сгнивший лепесток на тарелку, потом снова взял его и положил в вазон с ландышами.
Он снова принялся за «Дейли экспресс». Перелистывая газету, он на этот раз старался пробудить в себе интерес к земным делам.

7

Долгое время мистер Барнстейпл просидел над «Дейли экспресс» в кафе в Колкбруке. Мысли его были сейчас очень далеко, и газета соскользнула на пол. Он вздохнул, очнулся и попросил счет. Расплачиваясь, вдруг увидел, что бумажник его по-прежнему полон фунтовыми банкнотами.
«Это самый дешевый отпуск, какой у меня был когда-либо, – подумал он. – Я не истратил ни одного пенни».
Он опросил, где почта, так как решил послать телеграмму…
Через два часа мистер Барнстейпл затормозил у ворот своей маленькой виллы в Сайденхеме. Он открыл ворота; толстая палка, которой он обычно совершал эту операцию, была на своем месте. Как и всегда, он провел «желтую опасность» мимо полукруглой клумбы к дверям сарая. На крыльце появилась миссис Барнстейпл.
– Альфред! Наконец-то ты вернулся!
– Да, я вернулся. Ты получила мою телеграмму?
– Десять минут назад. Где же ты пропадал все это время? Ведь уже больше месяца прошло.
– О, просто ездил и мечтал. Я прекрасно провел время.
– Все-таки тебе следовало написать. Право же! Нет, Альфред, ты…
– Мне не хотелось. Доктор советовал мне избегать любого напряжения. Я ведь писал тебе. Нельзя ли выпить чаю? А где мальчики?
– Мальчики отправились на прогулку. Я сейчас заварю тебе свежего чая. – Она ушла на кухню, потом вернулась и уселась напротив него за чайным столиком. – Я так рада, что ты вернулся, хотя могла бы тебя побранить.
– Ты прекрасно выглядишь, – продолжала она. – Никогда еще у тебя кожа не была такой свежей и загорелой.
– Я все время дышал чудесным воздухом.
– Ты побывал в Озерном крае?
– Нет, собственно говоря… Но и там, где я был, всюду воздух чудесный. Здоровый воздух.
– И ты ни разу не заблудился?
– Ни разу.
– Мне почему-то казалось, что ты потерял память. Такие вещи бывают. С тобой этого не случилось?
– Моя память ясна, как алмаз.
– Но где же ты был?
– Я просто путешествовал и мечтал. Грезил наяву. Часто я не спрашивал названия тех мест, где останавливался. Был в одном месте, потом в другом. Я не спрашивал названий. Я не затруднял этим свой мозг. Он у меня совершенно бездействовал. И я великолепно отдохнул от всего… Совершенно не думал ни о политике, ни о деньгах, ни о социальных вопросах, то есть о том, что мы называем социальными вопросами, ни о прочих неприятностях с той минуты, как пустился в путь… Это свежий номер «Либерала»?
Он взял газету, полистал ее и бросил на диван.
– Бедняга Пиви, – сказал он. – Конечно, я уйду из этой газеты. Она, как обои на сырой стене: вся в пятнах, шуршит и никак не приклеится… От нее у меня ревматизм мозга…
Миссис Барнстейпл удивленно уставилась на него.
– Но я думала, что «Либерал» – это обеспеченная работа…
– Мне теперь больше не нужно обеспеченной работы. Я могу делать кое-что получше. Меня ждут другие дела… Но ты не беспокойся, после такого отдыха я управлюсь с любым делом… А как мальчики?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86