— Почему моя репутация будет погублена? И что это значит?— Никто в Сэрбитоне никогда больше не пригласит тебя к себе! — сказала миссис Милтон. — Ты станешь парией. Перед тобой закроются все двери…— Но я же не сделала ничего плохого! — сказала Джесси. — Все это только условности…— А все будут считать, что сделала.— Неужели я должна лгать из-за того, что кто-то может не так подумать? Глупо! И потом, кому нужны люди, которые так думают?— Милое мое дитя, ты просто не понимаешь…А мисс Мергл тем временем, нимало не заботясь, слушают ее или нет, продолжала пространные рассуждения об Идеалах, Истинной Женственности, Необходимости блюсти сословные границы, о Здоровой Литературе и тому подобном.— Простая, здоровая, честная жизнь… — говорила она.— Вот и мисс Мергл скажет тебе то же самое, — воззвала к ее поддержке миссис Милтон, и мисс Мергл тотчас прервала свои излияния и подтвердила, как важно держать в тайне поездку Джесси.— Люди считают, что ты уехала в гости, — сказала мисс Мергл, — и если не возбудить их подозрений, они никогда не станут расспрашивать тебя. Нет ни одного довода за то, чтобы люди это знали, и все за то, чтобы они ничего не знали…— И это значит жить безбоязненно и честно!— Если ты в самом деле хочешь жить безбоязненно и честно, ты не должна так безрассудно поступать, — изрекла мисс Мергл, озаренная блестящим наитием.Тем временем мистер Хупдрайвер с грустным видом сидел в саду на солнышке. Кончилось его чудесное путешествие — во всяком случае, путешествие с ней; познав удар судьбы, разъединивший их, он понял, что значили для него эти дни. Он попытался угадать, каково же ее общественное положение. Конечно, ее вернут в тот мир, к которому она принадлежит, на недоступные ему светские высоты. И она снова станет неприступной Юной Леди.Позволят ли ему проститься с ней?Как необыкновенно все было! Ему вспомнилось, как он впервые увидел ее: она ехала по дороге вдоль реки, освещенная сзади солнцем; вспомнилась ему и чудесная ночь в Богноре, и ему казалось, что все произошло потому, что он этого хотел. Здорово он тогда себя показал. «Какой вы храбрый, какой храбрый!» — сказала она ему. А потом, когда она утром спустилась к нему — такая милая, такая уравновешенная, — она все время была уравновешенная. Но быть может, ему следовало уговорить ее вернуться домой? Он вспомнил, что такое намерение у него было. А теперь эти люди отобрали ее у него, словно он не имеет права жить с ней на одной планете. А ведь и в самом деле! Он чувствовал, что воспользовался ее незнанием жизни, иначе она не путешествовала бы с ним столько дней. Она была так изысканна, так мила, так спокойна. Он стал вспоминать выражение ее лица, блеск ее глаз, поворот головы.К черту! Недостоин он даже того, чтобы идти по одной с ней дороге. И никто недостоин. Предположим, ему позволят проститься с ней. Что он ей скажет? Это? Да, скажет. Но они, конечно, не разрешат ему говорить с ней наедине. Тут будет ее мачеха в качестве — как это называется? — дуэньи. Сколько возможностей он упустил! А ведь ему еще ни разу не довелось признаваться в своих чувствах, да, собственно, только сейчас он начал понимать, что он чувствовал. Любовь! Нет, он никогда не посмеет произнести это слово. Скорее это — обожание. Если бы только ему представился хотя бы еще один случай! И этот случай должен представиться когда-нибудь, где-нибудь. Тогда он сумеет излить перед ней душу и будет красноречив. Он чувствовал, что будет красноречив и сумеет найти слова. Хоть он и пыль под ее ногами…Размышления его были прерваны звуком открываемой двери. Дверь под балконом открылась, и в тени его показалась Джесси.— Пойдемте отсюда, — сказала она Хупдрайверу, поднявшемуся ей навстречу. — Я возвращаюсь с ними домой. Придется нам проститься.Мистер Хупдрайвер открыл было рот, закрыл его и молча последовал за ней.
Сначала они шли молча в сторону от гостиницы. Он услышал, как она вздохнула, искоса взглянул на нее и увидел, что губы у нее плотно сжаты, а по щеке катится слеза. Лицо у нее пылало. Она смотрела прямо перед собой. Не в силах придумать, что бы сказать, он засунул руки в карманы и намеренно не смотрел на нее. Через некоторое время заговорила она. Сначала сказала что-то бессвязное насчет пейзажа, потом насчет самообразования. Она взяла его адрес, вернее, адрес компании «Энтробус», и обещала прислать книги. И все же Хупдрайвер чувствовал, что разговор получается какой-то пустой, натянутый, боевой дух Джесси угас. Ему казалось, что она поглощена думами о последнем, проигранном, сражении, и это причиняло ему боль.«Вот и все, — подумал он. — Она покончила с тобой, Хупдрайвер, старина».Они спустились в лощину, затем пошли вверх по покатому, поросшему лесом склону и наконец вышли на высокое открытое место, откуда было видно все вокруг. Там, будто сговорившись, они остановились. Они смотрели на лес, расстилавшийся, словно волнистое море, у их ног, — один лесистый холм за другим терялся в синеватой дымке.Она стояла чуть выше него, и потому, когда она наконец заговорила, ему пришлось смотреть на нее снизу вверх. Она стояла, озаренная солнечным светом, в сером платье, легкая и изящная, заложив за спину руки. Казалось, что она смотрит на него немного свысока. «Так оно и есть, — подумал он, — иначе и быть не может».— Ну вот, — сказала она, — настала пора прощаться.С полминуты он молчал. Затем набрался решимости. Кашлянул.— Я должен сказать вам кое-что.И умолк.— Что же? — удивленно спросила она.— Я ничего не жду. Но…И снова умолк. Взгляды их встретились.— Нет, ничего я не скажу. Ни к чему это. Сейчас это прозвучало бы нелепо.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59