Сны эти прямо и недвусмысленно
связывали его с правящей верхушкой нашего народа. Да только связь-то эта
была, как бы половчее сказать... То снилось наркому, что ведут его
законным порядком под венец в церкви города Батума или наоборот -
молодецки похищают в горах Кавказа, предварительно завернув в колючую
бурку. А то и совсем непонятно: Потрошилов якобы сделался маленькой
смышленой девочкой-подростком, навроде Мамлакат, выписан в Москву по
случаю Октябрьских торжеств и на трибуне его крепко-крепко целует дедушка
Калинин и Молотов. Психоаналитиков у нас в ту пору, слава Богу, не
водилось, да разве пойдешь и к нормальному-то врачу с такими скверными
снами? Шалва Евсеевич поменял родное имя на грузинское, газетно отрекся от
отца, земского статистика, помершего на Беломорканале от воспитательной
работы, и занялся поисками остальных врагов, которых, судя по словам Отца
истинного, становилось с каждым-то днем, с каждой-то минуточкой все больше
и больше. Шалва Евсеевич в самодеятельности же сочинил про это дело
приличную частушку:
Эх, яблочко
Да наливается,
Ну, а классовая борьба
Да обостряется!
Если кто-нибудь из так называемых фольклористов начнет вдруг яростно
и дерзостно утверждать, что частушку эту сочинил непосредственно сам
народ-неуема, плюньте ему прямо в шары. Придумал ее Потрошилов Шалва
Евсеевич собственными мозгами, собственными же губами провякал ее на
праздничном концерте НКВД сразу после речи Микояна. А может, и не было
такой частушки вовсе, поскольку память обитателя Потрошилова пострадала
после стояния в одной длинной очереди. Шалва Евсеевич пытался было
реализовать свои ветеранские льготы, но, на беду, случился в очереди
человек и объяснил всем настоящим ветеранам, на каком таком фронте провел
Шалва Евсеевич трудные годы и в кого именно был направлен его верный
автомат. Шалва Евсеевич обозвал всю очередь недобитыми власовцами, а
очередь крепенько приложила его головою об пол. От удара в голове
образовались пробелы, и Шалва Евсеевич нередко рассказывал свою историю
про попадание в Заведение совсем по-другому. Доберемся со временем и до
нее. Гадай теперь - в наркомовском ли кресле, на лагерной ли вышке коротал
он и без того краткий курс нашей с вами истории. Оставались только сны, и
в снах этих по-прежнему реализовалась роковая привязанность. То за ним,
фронтовой медсестрой, приударяет популярный впоследствии
красавец-политрук, то этот же политрук, но уже в штатском, валит его на
кучу первого целинного зерна, то очертя голову мчит его куда-то на
иностранном автомобиле.
Потрошилов мялся-мялся, да и поделился снами с дядей Саней
Синельниковым. Вообще-то он понимал, что не положено, что это
дискредитация, что даже здесь, в Заведении, должен он соблюдать дистанцию
между собой и врагом, неведомо как сюда пробравшимся, однако закон
больничной палаты или тюремной камеры един для всех времен.
Внимательно выслушав содержание всех девяноста восьми постоянно
чередующихся снов и задав несколько вопросов совсем уже интимного
характера, дядя Саня чрезвычайно обрадовался. Он нахально заявил, что так
и должно быть, что личная преданность лидерам базируется как раз на таких
комплексах, что в сновидениях этих нарком Потрошилов Шалва Евсеевич отнюдь
не одинок, что многие его сослуживцы по сю пору спят и видят, как бы
отдать свою бессмертную душу на поругание сильной личности, взамен чего
немедленно получат на поругание бессмертные души всех остальных.
- Что же, по-вашему, по-божественному, выходит, что они диаволы или
сатаноиды какие? - ехидно спросил атеист Потрошилов.
- Да нет, - ответил дядя Саня. - Какие уж там сатаноиды. Так,
трудились всю жизнь на подхвате у подсобника младшего кочегара при геенне
номер неразборчив...
- Сука ты! - обиделся Потрошилов. - ОН державу от Гитлера спас! А вот
такие, как ты, Гитлера, наоборот, ждали! Вам наша рабоче-крестьянская
власть поперек горла! Всякая золотопогонная сволочь!
И Потрошилов рванул на груди белую бязевую рубаху, обнажив татуировку
"Вредительство буржуазной интеллигенции есть одна из самых опасных форм
сопротивления против развивающегося социализма".
Дядя Саня Синельников тоже рванул на груди белую бязевую рубаху,
обнажив неистребимый золотой крестик.
И Тихон Гренадеров, идя по стопам старших товарищей, рванул на груди
белую бязевую рубаху, но ничего не обнажил, обиделся и горько заплакал.
Потрошилов и Синельников опомнились, сокрушились о порванном казенном
имуществе, стали успокаивать Тихона и величать своей достойной сменой.
Тихон положил голову на колени наркому, а тот стал ему нашептывать,
да так ласково-ласково:
- У нас тут еще не все недостатки изжиты... А повезло-то тебе как,
сынок! Очутиться-то здесь! Под счастливой звездой, знать, родился!
Возьмем, к примеру, американского того же Дюпона, или хотя бы опять
Рокфеллера подымем. Они пузы свои ростят, цилиндром на солнце сверкают, а
помрут, и деньги не помогут. Они помрут, их пролетариат-могильщик
похоронит, как в книге сказано, а мы с тобой тем временем будем стремиться
к бессмертию, увлекая все подвернувшиеся по пути народы...
Тут кстати на экране появился Кузьма Никитич Гегемонов:
- ...идя навстречу органам пищеварения.
1 2 3 4 5 6