— У него лопнул цилиндр.
— А теперь приготовьтесь к сильному потрясению, — сказала Эйлин со смехом в глазах. — Он спрашивал, согласитесь ли вы повидаться с ним?
— Я никогда не встречался с этим господином, — сказал Джим, — но ошибку легко исправить. Пойдемте к нему вместе. Он, конечно, подскочит, вообразив нас женихом и невестой, но если вы сможете вынести подозрение…
— Я буду мужественна, — сказала Эйлин.
Мистер Ингл на мгновение опешил при появлении девушки и человека, занимавшего его ум все это время, а потом даже развеселился.
— А где же ваш друг Элк? — улыбаясь, спросил он. — Я думал, что вы никогда не разлучаетесь в эти опасные времена, когда министры носятся по стране и ни один человек не знает ни дня, ни часа, когда он будет призван под знамена… Итак, Джемс Карлтон, Эйлин вам говорила, что я хотел вас видеть? Я ведь любитель теорий и думаю, что моя теория — правильная. Хотите послушать?
Ингл как будто умышленно игнорировал присутствие Эйлин, только подал ей стул.
— Я навел справки, — заговорил экс-каторжник, — и узнал, что сэр Джозеф в больших финансовых затруднениях, о чем не знают ни премьер-министр, ни близкие друзья. Считаете ли вы, мистер Карлтон, возможным, что речь в парламенте была произнесена с обдуманным намерением взбудоражить рынок и сэру Джозефу было хорошо заплачено за его роль?
Говоря это, Ингл сжимал руки, переплетал пальцы; каждую свою фразу он сопровождал движениями сжатых рук; затуманенный ум Джима прояснился, он вдруг разгадал тайну страсти Ингла к кинематографу, державшую его под замком целую неделю. А разгадана эта тайна — значит, и все остальные разгаданы, не исключая настоящего местопребывания сэра Джозефа.
Джим молча слушал, пока Ингл излагал ему свою теорию, и когда тот кончил, сказал:
— Я доложу о ваших предположениях моему начальству.
Очевидно, Артур Ингл ожидал другого ответа. На одну минуту он смутился, а потом со смехом продолжал:
— Вероятно, вам кажется странным, что я на стороне закона, порядка и правящих классов. Я чувствовал себя не совсем хорошо, когда вышел из тюрьмы. Наверное, Элк вам рассказывал, как я вел себя в поезде. Но я много думал, Карлтон, и мне пришло в голову, что мой крайний образ мыслей не полезен ни карману, ни духу.
— Вы, кажется, собираетесь исправиться и сделаться членом доброй старой партии тори? — улыбнулся Джим.
— Не думаю, чтобы я зашел так далеко, но я решил остепениться. Я не бедняк, и за свое состояние я заплатил Дартмуром.
Он кивнул головой в сторону Эйлин.
— Убедите эту девицу, мистер Карлтон, дать мне возможность попробовать. Я понимаю ее колебания стать во главе дома такого человека, которого каждую минуту могут притянуть к суду, и боюсь, что она не доверяет моему исправлению.
Ингл весело улыбнулся девушке и посмотрел на Джима.
— Если бы я мог в чем-нибудь убедить ее, — спокойно сказал Джим, — то только не в том, что ваше предложение приемлемо.
— Почему?
— А потому, — ответил Джим, — что никогда вы не были так близки к аресту.
Ингл ничего не ответил. Губы его дрогнули, как будто хотели что-то спросить, но потом он засмеялся и взял сигару из ящика.
— Я не задерживаю вас, — сказал он, — но вы ошибаетесь, Карлтон. Полиции совершенно нечего делать со мной. Конечно, вы можете подстроить что-нибудь, чтобы схватить меня, но и на это вам понадобится много ума.
Когда они выходили из дому, Джим сказал с горечью:
— Кажется, я только для того и существую, чтобы предупреждать тех, кого не следует. Эйлин, не свяжете ли вы мне в свободное время намордник?
Самым значительным в этой фразе, по ее мнению, было то, что он в первый раз назвал ее по имени. Когда они подходили к ее квартире, она спросила:
— Вы думаете, что найдете сэра Джозефа?
Джим покачал головой.
— Очень сомневаюсь, что он еще жив, — серьезно ответил он.
Но сомнения его были рассеяны, и самым неожиданным образом. В эту ночь пьяный комедиант, с вымазанным в черную краску лицом, ударил по голове полицейского своим банджо, и этот вульгарный инцидент привел к поразительным последствиям.
Глава 16
Было одиннадцать часов ночи, падал легкий снег, когда дежурный полисмен в конце Ивори-стрит увидел на середине дороги фигуру, находившуюся в явной опасности попасть под один из экипажей. По-видимому, человек выпил больше, чем ему полагалось, и во все горло орал модную песню, пытаясь аккомпанировать себе на банджо. Лондонские полицейские терпеливый народ, и если бы качающаяся фигура не была так музыкально настроена, то ей беспрепятственно удалось бы достигнуть пункта назначения. Пьянство ведь не преступление
Полисмен перешел на середину улицы, чтобы успокоить его, и увидел, что это чернолицый комедиант, одетый самым странным образом, с висевшим на шее банджо.
— Ну, ну! — кротко сказал городовой. — Не шумите так, молодой человек.
Такое замечание, обыкновенно, вызывало извинение певцов, но этот уличный дебошир предложил полисмену отправиться подальше, схватил свое банджо и с треском стукнул им по его шлему.
— Покорно прошу! — сказал служитель закона и, точно железными клещами, схватил свою добычу.
В это время Джим Карлтон проходил по Ивори-стрит и так был занят разговором с дежурным инспектором, что даже не посмотрел на схваченного человека. Того быстро обыскали, причем он отчаянно сопротивлялся, и когда наконец добились, как его зовут, он был водворен городовым и тюремным сторожем в камеру № 7, выходившую в длинный коридор.
Присутствие Джима объяснялось тем, что он искал помощника для выполнения плана, возникшего в его уме. Но как раз привели чернолицего, и тот служащий, к которому он пришел, был куда-то вызван.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45