Говорили вы с ним когда-нибудь об иностранных бумагах — американских, аргентинских?
— Никогда, — ответила девушка. — Не думаю, чтобы он знал что-нибудь о подобных вещах. Когда я в первый раз посетила его в Дартмуре, он говорил, что не доверяет акциям. Конечно, я отлично знаю, что у него есть деньги, и я думаю, что это украденные деньги.
— Присвоенные, — сказал Джим.
Он был совершенно серьезен, и это ей понравилось.
— Еще один вопрос. Не знаете ли вы, не находится ли он в связи с фирмой Рата?
Когда она сказала, что никогда не слышала о такой фирме, серьезности его наступил конец.
Джим откинулся назад, чтобы дородный лакей смог поставить блюдо на стол.
— Эта рыба очень хороша для усталых конторских девиц. Угодно вам вина, или лимонада, или, может быть, просто Божьей водицы?
И он стал прежним весельчаком. О дяде он и не вспоминал, зато много говорил о себе, о том, что Скотленд-Ярд интересная лавочка, может быть, вторая в мире в этом отношении. Во время войны он служил в разведывательном отделе и был одним из трех скотлендских полицейских офицеров, не пострадавших на войне. Он жил в своем клубе.
— Я вам дам на всякий случай мой номер телефона, — и Джим написал несколько цифр на оборотной стороне меню.
— Разве он мне понадобится?
— Не знаю, мне кажется, что понадобится. Предчувствие, телепатия — мое шестое чувство, но, может быть, я ошибаюсь.
Он раза два посмотрел на часы, но, казалось, что готов нарушить все свои планы, и продолжал сидеть над своим кофе, пока девушка не положила конец приятному вечеру, начав надевать перчатки.
Когда они ехали к ее квартире, Джим сказал:
— Я мало спрашивал о вас самой. На такую дерзость даже я не способен, — улыбнулся он, — но думаю, что вы не замужем и даже не невеста? — значительно прибавил он.
— У меня нет ухажеров, — сказала Эйлин без всякого стеснения. — Надеюсь, что это признание не послужит поощрением для полицейского волокиты!
Джим на минуту задумался.
— Хорошо, — наконец сказал он. — Полицейский волокита — это нам пригодится. Впервые встречаю женщину…
— Остановитесь, — предупредила Эйлин.
— Одаренную настоящим чувством юмора, — закончил он. — Жалею, что разочаровал вас.
— Я нисколько не разочарована, я и ждала чего-нибудь банального! Мой дом третий слева — благодарю вас.
Она без его помощи вышла из автомобиля и проткнула ему руку, а он в это время смотрел на дверь.
— Номер шестьдесят три, — сказала Эйлин. — Но не пишите, если только не случится чего-нибудь «полицейского», спокойной ночи.
Джим Карлтон улыбался все время по пути в Уайт-холл, и чувство удовлетворения не покидало его, даже когда он шел за лакеем в кабинет сэра Джозефа Лейтона.
Имя Джозефа Лейтона было знакомо всем, получавшим паспорта, так как он был министром иностранных дел; был он худ, с аскетическим лицом, и, может быть, ни над кем так не издевались карикатуристы, как над ним.
Когда Джим вошел и поклонился, сэр Джозеф посмотрел на него поверх очков в роговой оправе и сказал:
— Садитесь, Карлтон.
Он приложил пресс-папье к письму, аккуратно вложил его в конверт и надписал адрес.
— Я только что из парламента. Вы уже заходили?
— Нет, сэр.
— Гм!
Он поудобнее уселся в кресло, сложил кончики пальцев и опять посмотрел на сыщика поверх очков.
— Ну, как идет дело? — спросил он и прибавил: — Я прочел присланные вами каблограммы. Любопытно, очень любопытно. Вы перехватываете их?
— Лишь некоторые, сэр, — сказал Джим. — Большая часть корреспонденции Рата-синдиката идет другими путями. Но и из этих видно, что Рата готовится к генеральному сражению. Я полагаю, что кредитные учреждения всего мира получили подобные инструкции.
Сэр Джозеф открыл ящик стола, вынул пачку бумаг, скрепленных медной пряжкой, и стал медленно переворачивать.
— Вот это, кажется, довольно типично.
Это было сообщение, адресованное Рата-синдикату на Уолл-стрит.

«Продавайте по 15 процентов, отмените нижеуказанные гарантии».
Дальше шли два исписанных листа, и против каждого сорта бумаги стояло число, сколько должно быть продано.
— Да, — сказал сэр Джозеф, задумчиво поглаживая свои белые усы. — Необыкновенно! Замечательно! В письме своем вы говорите, что все эти бумаги тотчас же упадут, как только появится угроза войны. Но с кем же мы будем воевать? Положение на континенте устойчивее, чем когда-либо, марокканский вопрос улажен. Читали вы мою вчерашнюю речь в парламенте?
Джим кивнул.
— Честное слово, — сказал сэр Джозеф, — я очень далек от неоправданного оптимизма, но от Китая до Перу не вижу на горизонте ни облачка.
— Может быть, что-нибудь с Америкой? Я припоминаю, что читал что-то о мандатах в Южных морях…
Сэр Джозеф улыбнулся.
— Америку ни в коем случае нельзя считать источником осложнений, — сказал он. — Истинное различие между американским духом и британским то же самое, что и между консервативным и либеральным образом мыслей, или между республиканским и демократическим. Мы никогда не будем пламенными друзьями с американцами, как и республиканцы Соединенных Штатов с демократами. В одном пункте мы расходимся.
— Относительно России, — подсказал Джим.
Сэр Джозеф покачал головой.
— Нельзя ссориться с больным ребенком, — сказал он, — какой бы он ни был скверный. И я должен сказать, наши с ней отношения улучшаются.
Джим взял бумаги и внимательно прочел их.
— Я думаю, — сказал министр, и глаза его блеснули, — вы провидите какой-то дьявольский заговор, чтобы втянуть весь мир в войну. Прав я? Тайные агенты, покупка секретных планов, совещания маскированных высокопоставленных дипломатов в погребах?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45