— Три дня? — переспросил Сократ. — Они мне кажутся тремя годами.
— Я говорил сегодня с Молли о «Фальдфрицене», — продолжал Штейн. — Она хочет выстроить новый дом и затем продать имение. Слишком много ужасных воспоминаний связано у нее с этим местом. Я согласился с ней.
— Хотелось бы надеяться, что она не начнет строительство, пока я не закончу свои розыски.
— Вы еще надеетесь найти какие-нибудь вещественные доказательства в мусоре среди руин?
Сократ, смеясь, кивнул.
— С того утра там на меня работают три человека под руководством способного лондонского чиновника, большого специалиста своего дела из Общества по оказанию помощи.
— Ага. То-то я вчера заметил, что какие-то люди рылись там, и еще удивился, зачем они это делают. Мне все это кажется напрасной тратой времени.
— Это и мое мнение, — присоединился к нему Сократ. — Но вы сами знаете, что иногда при кажущейся совершенно безнадежной работе может совершенно случайно попасть в руки ценнейший материал для всего следствия.
На следующее утро, как обычно, он направился к «Фальдфрицену». Однако ничего ободряющего там не получил.
— За всю мою жизнь я не встречал такого полного разрушения, как это, — гласил приговор лондонского специалиста. — Все деревянные части дотла сгорели.
— А как обстоит дело с остатками письменного стола?
— Я их тщательно просеял. Кстати, мистер Смит, не вы ли здесь бродили вчера ночью.
— Я? Почему вы так решили?
— Один из моих людей видел кого-то прогуливавшегося с карманным фонарем по пепелищу.
— В котором часу это было?
— Вскоре после десяти. Вот этот человек — он проживает там, в домике по ту сторону долины, — возвращался обратно из паба, который закрывается в половине двенадцатого. Он думал, что это вы и не обратил внимания на этого человека.
Сократ опустил голову. Что нужно было этому незнакомцу на развалинах, что он искал?
— Поручите с сегодняшнего дня кому-нибудь ночью дежурить здесь. И еще: рабочие ни в коем случае не должны пользоваться павильоном. Вчера я наблюдал, как двое из них расположились там на завтрак.
— Я уже предупредил их, — ответил чиновник.
Они медленно поднялись по дороге, ведущей к павильону.
— Это очень ценный мрамор, — объяснил Сократ, открывая дверь в павильон. — Проклятье!..
Разбитая на два куска, на полу лежала мраморная плита стола; мраморное кресло, или трон, как его называла Молли, также было опрокинуто.
— Мои люди не могли это сделать, — запротестовал чиновник, указывая на обломки мрамора. — Сэр, что вы об этом скажете?
Цоколь кресла, который Смит считал массивным, в действительности был пустотелым, на дне его стоял плоский ящик. Оловянный ящик со взломанным замком был пуст, за исключением одного листа бумаги, вероятно, в спешке позабытого или не замеченного грабителем. Это был титульный лист, на котором энергичным почерком Менделя, хорошо знакомым Сократу, было написано:
«Сообщение Джона Менделя, бывшего инспектора уголовного отделения Скотленд-Ярда, о событиях в „Луже на болоте“ от 27 февраля 1902 года».
Кроме этого листа Сократу Смиту, несмотря на самые тщательные поиски, ничего найти не удалось. Ночной незнакомец с карманным фонарем забрал себе все остальное.
Итак, записки Джона Менделя еще существуют… Но у кого они сейчас в руках?
Были вызваны двое рабочих, которые поставили снова на цоколь оставшееся целым сиденье.
— Вор избавил себя от труда сбросить эту тяжесть. Посмотрите-ка, мистер Смит, задняя часть кресла имеет шарниры, и тяжесть так отлично сбалансирована, что до статочно небольшого усилия руки, и кресло открывает отверстие в цоколе.
Когда Сократ снова вернулся в «Принценгоф», то узнал что Боб Штейн уехал на свою ферму, расположенную в десяти милях отсюда. Своего брата после долгих поисков нашел в тенистом местечке, где он был занят требующим особого внимания делом: держал моток шерсти для Молли.
— Мне очень жаль, Лекс, что я помешал вам, — начал Сократ, когда затащил влюбленного молодого человека в свою комнату, — но ты сейчас сам убедишься в важности моего дела: я нашел тайник, где находился дневник Джона Менделя.
— Вместе с рукописью?
— Нет, только эту страницу.
Лексингтон торопливо пробежал глазами немногие строчки.
— Да, это, очевидно, заглавный лист. Ты думаешь, что и остальное находилось там?
— Кто-то имел настолько веские причины уничтожить рукопись, что для своей цели не остановился даже перед поджогом. Видимо, какие-то угрызения совести мучили Джона Менделя сильнее, чем то обстоятельство, которое привело к двоемужеству мать Молли. Более того, он ожидал, что человек, которого так боялся, предпримет попытку овладеть его исповедью — ведь таковой она и является. Вот почему он хранил ее в павильоне.
Лексингтон размышлял некоторое время, потом пробормотал:
— Не мог ли это быть Джефри? Если ему так необходимо было уничтожение этой рукописи, то не могли он и убить Джона Менделя?
— Кто может это знать? — прозвучал неопределенный ответ Сократа, хотя он не разделял подозрения Лексингтона. Затем резко уклонился от этой темы.
— Послушай, Лекс, я нанял нового камердинера.
— Что? Ты что, собираешься уволить старого Септимуса?
— Нет, совсем нет, но я не могу перевести его сюда. Чужой дом и чужие люди не доставят старику удовольствия, Ты ведь знаешь, как он горд тем, что за свою жизнь не удалялся больше чем на две мили от Риджент-парк. Вместо него здесь будет Франк.
— Кто он и что собой представляет этот Франк?
— Редкий тип среди слуг. Он даже учился в Оксфорде, был в свое время секретарем у помощника директора полиции, а выглядит так, словно сам в один прекрасный день станет директором полиции.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48