— Картерсон? Я ничего не читал об этом убийстве.
— О нем мало писали в газетах. Да и убийство-то неинтересное. Но это действительно рекордный срок для таких процессов.
Эльк сложил газету, и они долго обсуждали всевозможные темы, хотя инспектору была совершенно ясна причина этого приглашения: Броад все время старался перевести разговор на Бальдера. Но сыщик умело уходил от этой темы.
— Ну и скрытны же вы, Эльк! — не выдержал в конце концов Броад. — И все-таки я знаю о Бальдере столько же, сколько и вы!
— В таком случае, скажите, в какой тюрьме он находится?
— Пентонвильская тюрьма, камера восемьдесят четыре, — ответил американец, и Эльк даже присвистнул от удивления. — Но не трудитесь его переводить куда-нибудь, я все равно буду это знать.

Глава 30
Камера, в которой помещался Рай Беннет, была обставлена несколько лучше других. В ней стояла железная кровать, простой стол, кресло и два стула, на одном из которых день и ночь дежурил сторож. В потолке имелось большое окно с железной решеткой.
Рай не знал, когда совершится казнь, но это его не волновало. Смерть была для него избавлением от всех ужасов, которые на него обрушились.
Очнувшись после снотворного, он увидел себя в тюрьме и выслушал возведенное на него обвинение. Юноша ничего не помнил. В его сознании осталось лишь то, что Брэди сказал что-то ужасное о Лоле, и он готов был его убить. О Лоле Рай вспоминал без всякой тоски, его любовь к ней угасла. Единственной заботой теперь было то, чтобы отец и Элла ничего не узнали. Он был Джимом Картерсоном, не имеющим ни родных, ни друзей. Сторож сообщил, что между вынесением приговора и его исполнением по закону должно пройти три воскресенья. Ежедневно Рая навещали капеллан и начальник тюрьмы.
— Жалуетесь на что-нибудь? — спрашивал начальник.
— Нет, сэр, — отвечал Рай.
— Желаете чего-нибудь?
— Нет, сэр, ничего!
— А почему вы не пишете писем? Ведь вы умеете писать?
— Да, но мне некому писать.
— Кто вы такой, Картерсон? Ведь вы не простой бродяга. Вы получили хорошее воспитание.
— Я обыкновенный бродяга, сэр, — спокойно отвечал Рай.
В одно из таких посещений начальник не задал своих обычных вопросов, а откашлявшись, сообщил:
— Картерсон, день вашей казни назначен. Она состоится в следующую среду в восемь часов утра.
Рай наклонил голову:
— Благодарю вас, сэр!

Глава 31
Джон Беннет вышел из сарая, превращенного им в фотолабораторию, неся в каждой руке по катушке с пленкой.
— Элла, прошу тебя, не говори ни слова, а то я перепутаю эти злополучные штуки, — предупредил он и потряс правой рукой. — Здесь вот прекрасный фильм о форелях. Заведующий форельной фермой позволил мне их снять, и день как раз был на редкость ясный.
— А другая катушка, папа?
— Это испорченная, — с сожалением промолвил отец. — Испортил триста метров хорошей пленки. Но я ее на всякий случай сохраню и, когда будут деньги, отдам проявлять. Вдруг случайно снял что-нибудь интересное.
Он понес катушки в дом, чтобы надписать их, когда под окном раздался радостный голос Дика Гордона. Оставив пленки на столе, Беннет поспешил в сад.
— Ну, полковник, как дела?
— Получил! — воскликнул Дик, торжественно размахивая конвертом. — Вы первый кинооператор, получивший разрешение на съемки в зоологическом саду. Однако нелегко было это сделать.
Бледное лицо Беннета раскраснелось от удовольствия.
— Это замечательно! — воскликнул он. — В зоологическом саду еще никто не снимал, и Зелинский обещал мне сказочную сумму, если я сделаю там фильм.
Элла давно уже не видела отца таким счастливым.
— Считайте, что сказочная сумма в вашем кармане, мистер Беннет! — воскликнул, смеясь, Дик.
Джон Беннет вернулся в комнату и стал надписывать катушки, но вдруг остановился в нерешительности.
— Элла, ты не помнишь, в какой руке у меня был фильм с форелями? — спросил он, вновь появляясь в саду.
— В правой, папа! — ответила девушка.
— Я так и думал.
Он пошел в комнату, сделал надписи и, завернув пленку с форелями, отправился на почту.
— От Рая нет никаких известий? — спросил Гордон.
— Никаких. А вы ничего не слышали о нем? Я всегда почему-то считала вас всезнающим.
— Нет, — ответил Дик. — Но я бы хотел все знать… Эти дни я думал только об одном…
Элла подняла на него глаза, но тотчас опустила их и, покраснев, спросила:
— О чем же вы думали, полковник Гордон?
— О тебе. Только о тебе. Любишь ли ты меня так, как я тебя люблю, и хочешь ли ты быть моей женой?..
Когда Джон Беннет вернулся с почты, Гордон сообщил ему о своем предложении Элле. Увидев на лице отца девушки страдание, Дик положил ему на плечо руку и сказал:
— Элла обручилась со мной и сдержит свое слово, что бы ни случилось и что бы она не узнала.
— И вы тоже сдержите свое слово, что бы вам ни пришлось узнать? — спросил Беннет.
— Я уже знаю, — просто ответил Дик.
Все это утро Беннет был в хорошем настроении. Днем он отправился по своим делам в Доркинг. Когда же вернулся оттуда, Элла не узнала отца. На его лице вновь появилось то мучительное выражение, которое так беспокоило девушку.
— Дорогая, я должен отправиться в город. Меня уже два дня ожидало письмо в Доркинге, а я так увлекся съемками, что совершенно забыл о своих прямых обязанностях.
Он поспешно собрался и уехал. Элла осталась одна, но девушка привыкла к одиночеству и не боялась его. Вечером она занялась штопкой отцовских носков и уже заканчивала ее, когда дверь в кухню, которая была заперта, вдруг начала медленно открываться.
На мгновение девушка остолбенела от ужаса, но затем дрогнувшим голосом спросила:
— Кто там?
В темном дверном проеме показалась фигура человека в черной накидке и резиновой маске на лице.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43