Может быть, я в двадцать пять лет буду смотреть на тебя как на страшного человека и принимать все это — она распростерла свои руки — как нечто такое, что приводит в содрогание, когда об этом вспомнишь…
— До тех пор, — вставил расчетливый дядя, — ты — мисс Али-Баба, главнокомандующий нашей маленькой армией и очень миловидная молодая дама… Впрочем, Грэгори становится очень неприятен.
Засмеявшись, Кэтти взглянула на дядю.
— В лице Грэгори мир потерял великого бойца, — заметила она. — Какая муха, собственно говоря, его укусила?
— Тише! Тише, дитя мое! — попросил ее дядя. — Наш уважаемый друг наверху, и, во всяком случае, никогда не рекомендуется скверно отзываться о своих сообщниках. Наше призвание, сама знаешь, принуждает нас к известным условностям.
— Как странно все это звучит, — воскликнула девушка, потягиваясь и обхватывая руками колени. — Знаешь ли ты, дядя, я никогда не была способна мыслить, как другие люди, и с самого детства меня привлекало только то, что я отнимала у других. Только это прельщало меня. В пансионе, в Лозанне, где я воспитывалась, до того как возвратилась сюда, все люди, не преувеличивая, казались мне сумасшедшими, несмотря на то, что ты меня предупреждал об их эксцентричности. Все отцы моих соучениц были торгашами, — а это — законный метод, чтобы нажиться за счет своих близких. Но только представь себе монотонность такой жизни! День за днем, год за годом работать без отдыха, без приключений, исключая даже, может быть, редкое развлечение, доставляемое считанным посещением театра или какого-нибудь пикантного развлечения.
— Я даже не подозревал, что такие приключения существуют, — произнес полковник, закрыв глаза и поглаживая усы.
— Еще как! — заметила племянница. — Встречаешь таких господ и кажется — все они принадлежат к категории роботов: «Добрый вечер, мисс», «Мы, наверное, уже встречались», или «Нам, конечно, по пути?»
— И что происходит потом? — забавляясь, спросил полковник, кладя сигарету в пепельницу.
— Я только раз испробовала, — ответила Кэтти. — Это было с одним молодым человеком. Он сказал: «Разрешите вас проводить, мы, кажется, уже встречались», и я позволила ему проводить меня немного. Я ожидала чего-то ужасного, но он говорил только о своей матери и о сложностях в борьбе за квартиру. Он хотел взять меня под руку, но когда я сказала, что это дурной тон, он предложил, чтобы мы встретились в воскресенье. Между тем я узнала о всех его семейных обстоятельствах, о его матери и девушке, которой готов пожертвовать ради того, чтобы иметь возможность продолжать знакомство со мной, и так далее. Он мне также сообщил, что его зовут Эрнст, и что он самый способный и умный человек в их конторе.
— И он, конечно, хотел тебя целовать?
— Думаю, что да, — согласилась она, — но не высказал этого желания. Говорил только, что надо надеяться, что погода будет не дождливая и спросил разрешения написать мне. Я согласилась, но, к несчастью, он забыл попросить у меня мой адрес…
Вдруг она прервала свой рассказ и спросила:
— Отчего Грэгори становится неприятен?
— Мадридское дело не сошло так хорошо, как он ожидал, — объяснил полковник, отводя взгляд.
— Понимаю… И Грэгори взваливает вину на меня?
— Нет, наоборот, — возразил полковник, — полагаю, что он прикончит всякого, кто в его присутствии осмелится произнести хоть одно слово против тебя.
Она, соглашаясь, кивнула и рассеянно посмотрела вокруг.
— Мадридское дело нам не удалось провести должным образом, несмотря на то, что я велела исписать сорок две страницы как на испанском, так и на английском языках. Я проработала над этим целый месяц и, как видишь, напрасно. Почти сто тысяч фунтов угробили мы в это дело только потому, что доверенный Грэгори, сеньор Рабулла, решил, будто ему не нужно строго следовать моим инструкциям. В светло-сером костюме вошел он в вагон, вместо того, чтобы послушать меня и одеться в черное, как мадридцы. Кроме того, он настоял, чтобы из Толедо ехать в Мадрид. Я знала, что местность контролируется французскими и испанскими сыщиками, и что они особенно следят за подозрительно одетыми господами. Рабулла был арестован, и цепь, которую я столь заботливо соединяла, звено за звеном, разлетелась на части. Когда ему, наконец, удалось бежать и приехать в Мадрид, картинная галерея была уже закрыта, и там оставался висеть этот Веласкес… А мы обеднели на сто тысяч фунтов.
— Ты действительно гений, и я согласен, что ты права. О небо! Какую голову надо иметь, чтобы предвидеть все эти мелочи!
— Опытный преступник является также и опытным стратегом, — объяснила девушка, засмеявшись. — И когда что-нибудь не клеится, то обвиняется, конечно, генерал! Два года тому возмутительный Грэгори посвятил одного итальянца в наши планы о почтовом отделении в Ноттингеме и что за этим последовало? Опять-таки неудача.
— Ты совершенно права, — поспешил согласиться полковник, — Толмини тогда испортил все дело.
— И когда его поймали, то он попытался нас всех вовлечь в эту историю, — сказала девушка. — Он, казалось, был уверен, что я ему устроила ловушку. А между тем, я этому идиоту сотни раз повторяла, что почтовыми каретами надо завладеть только после того, как ночная смена явится на работу.
— Но почему ты о нем заговорила? — полюбопытствовал полковник.
— Потому что срок его тюремного заключения подходит к концу, и тогда он станет таким же неприятным, как Грэгори теперь!
— Предоставим мертвым хоронить мертвых, — процитировал полковник. — Ну, а как продвигается новый проект?
— Здесь мы пошли гораздо дальше, нежели ты думаешь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38