— Разрешите мне сказать несколько слов, — прошептал упавшим голосом Мяч, когда девушка скрылась за дверь.— Пожалуйста, — и движением руки Горн попросил всех оставить их вдвоем.О чем они говорили, никто так и не узнал. Через четверть часа Мяч вышел из кабинета и на участливые расспросы коллег ничего не ответил, безнадежно махнув рукой.— Кажется, я на самом деле стар для этой работы, — уныло произнес он.— Как, неужели вы уходите?— Да, я возьму отпуск, а дальше — видно будет.Шеф полиции только покачал головой, выслушав Мяча.— Я понимаю, что вы устали, Шульце, так же, как и все мы, но неужели вы не можете выбрать более удобное время. Теперь, когда дело приближается к развязке…— Верховный комиссар находит, что моя работа только тормозит дело, — холодно ответил Мяч.— Он, кажется, слишком зазнался, этот Горн, — возмущенно воскликнул шеф полиции. — Я поговорю с ним.Но, несмотря на просьбы шефа и глухое возмущение всех чинов полицей-президиума, всеобщий любимец Мяч был по настоянию Горна отправлен в месячный отпуск, и, простившись со всеми, уехал в Швальцвальд, где, по его словам, у матери была небольшая усадьба.Интервью с Горном, помещенное Рут в несколько смягченном виде в очередном номере газеты, произвело впечатление разорвавшейся бомбы. Весь город только и говорил об этом. Мяч пользовался всеобщей симпатией, и его предполагаемая отставка произвела тяжелое впечатление на граждан.Стали распространяться самые нелепые и вздорные слухи. Некоторые говорили, что Горн уволил Мяча потому, что тот якобы был подкуплен дюссельдорфским убийцей. Другие с пеной у рта доказывали, что Горн сам причастен так или иначе к этому делу.Недовольство против Горна росло. Исходило оно из полицей-президиума, распространяясь по всему городу. До сих пор Горна только боялись, теперь им стали открыто возмущаться. Глава 19.СОПЕРНИЦЫ И СОПЕРНИКИ Кэтти Финк только принялась за утренний туалет, как горничная подала ей письмо.Она с недоумением взглянула на незнакомый почерк и лениво разорвала конверт.Кто мог ей написать из этого сумасшедшего города? Неужели там люди еще ходят в театры?Кэтти Финк была небольшой, но довольно популярной артисткой малой сцены. Успех ее можно было приписать не столько таланту, сколько умению одеваться (вернее раздеваться) и выбирать поклонников. В последних у нее никогда не было недостатка.Письмо, отпечатанное на нескольких страницах, очень заинтересовало ее. Впрочем, может быть, больше всего ее заинтересовал чек на крупный берлинский банк. Чек этот выпал из конверта, и, взглянув на сумму, Кэтти даже присвистнула от удивления. Не каждый мужчина мог одарить ее такой суммой и тем более авансом. Она внимательно перечитала письмо еще раз и позвонила.— Уложите чемоданы. Я еду на три-четыре дня в Дюссельдорф, — приказала Кэтти горничной. — Возьмите билеты.Вышколенная горничная, привыкшая к эксцентричности своей госпожи, быстро принялась за дело, а Кэтти позвонила директору театра.— Алло! Да, это я. Уезжаю на три дня. Что? Штраф? Пожалуйста. Все равно премьера только через неделю, и не велика беда, если я пропущу репетиции. Куда еду? Это секрет. Выступать? Нет, успокойтесь, просто навестить больную знакомую. Ну, не сердись, цыпочка!И сделав жест, будто она хотела похлопать директора по блестящей лысине, Кэтти бросила трубку.
Рут долго раздумывала, идти ли ей к Горну или нет. Его поступок относительно ее приятеля Мяча искренне возмутил девушку. Как Горн мог быть таким жестоким? Даже, если Мяч и в самом деле не мог работать как следует, он ведь двадцать шесть лет провел на службе и по-своему любил дело. Можно было вызвать хоть десять новых помощников и, вместе с тем, пощадить самолюбие старого работника.Вначале Рут решила отправиться к Горну и без обиняков поговорить с ним, ведь Мяч был ее старым другом. Поездка за город настолько сблизила ее с Горном, что она могла говорить с ним совершенно откровенно. Но потом она начала колебаться, сомневаться… Какое она имела право вмешиваться в распоряжение верховного комиссара?— Барышня, вас желает видеть какая-то дама, — доложила вошедшая горничная.— Дама?— Да, она говорит, что хочет видеть вас по важному делу.— Проведите ее сюда.Кэтти Финк вошла в уютную светлую гостиную и оглянулась. Навстречу ей поднялась сидевшая у окна стройная красивая девушка с энергичным лицом.Так вот она какая, эта Рут! Кэтти невольно позавидовала ее свежести, но, вспомнив о цели своего визита, поспешила придать лицу грустное, измученное выражение.— Вы… Рут Корнер? Такой именно я и представляла вас. Меня зовут Кэтти…Рут неохотно пожала протянутую руку. Гостья не внушала ей симпатии, несмотря на строгий темный костюм и красивое слегка подгримированное лицо.— Что вам угодно?— У меня к вам очень… очень щекотливое дело, фрейлин Рут. Ради Бога, не поймите меня превратно, я дошла до последней степени отчаяния, и только вы одна можете мне помочь…Голос ее звучал с такой подкупающей искренностью, что Рут постаралась побороть первое чувство неприязни.— Если это в моих силах… может быть, вы… нуждаетесь?— Ах, нет, нет. Неужели вы подумали, что я пришла просить денег. Нет, я… ах, Боже мой, как это тяжело… Поймите… Я Кэтти фон Горн…— Вы — сестра? — Побелевшие губы Рут с трудом шевельнулись.Незнакомка горько усмехнулась.— Вы, конечно, не знали, что он женат? Да, Олаф скрытен. Немногие знают о его личной жизни. Мы так любили друг друга… Его родители были против нашей женитьбы. Он — аристократ, я — мелкая мещанка. У меня не было денег, чтобы сгладить мезальянс. Я бежала из дому, мы поженились. Потом родились дети.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42