Штанишки ее
продрались на коленях и ссадины сильно кровоточили. Любой из моих
сверстников, даже мальчишка, давным-давно уже разревелся бы на ее месте.
Мужество этой маленькой, хрупкой девчонки вызывало у меня восхищение. И в
то же время сердце мое сжималось от жалости.
Я помог ей встать на ноги, чтобы она показала мне, где находится ее
дом. Уговорив Софи подождать меня, я изо всех сил припустил к дому, а
когда оглянулся назад, увидел, что она заползла в высокий кустарник и
спряталась там.
Подбежав к дому, я стал что силы барабанить в дверь. Мне открыла
высокая красивая женщина с добрым, усталым лицом. Ее коричневое платье
было чуть короче, чем у наших женщин, но на груди был нашит матерчатый
крест, как у всех: две полосы от шеи до пояса и одна поперечная. Крест был
зеленый, под цвет косынки на голове.
- Вы мама Софи? - спросил я, отдышавшись.
- Что случилось? - тревожно спросила она. Она была так взволнована
моим появлением, что вопрос невольно прозвучал резко и даже не слишком
доброжелательно.
Я сбивчиво рассказал ей обо всем, что произошло.
- Нога?! О боже! - воскликнула она. И на лице ее появилось знакомое
мне выражение ужаса: то самое выражение, которое совсем недавно я видел на
лице Софи.
Но она быстро совладала со своими чувствами. Я повел ее к кустарнику,
в котором оставил Софи. Услышав голос матери, девчонка сразу выползла ей
навстречу. Со слезами на глазах женщина глядела на распухшую ступню
дочери, на ее разорванные штанишки и кровоточащие коленки.
- Бедняжка ты моя! - вырвалось у нее, и она бережно взяла Софи на
руки. Приласкав и успокоив ее, она спросила, понизив голос:
- Он видел?
- Да, - сказала Софи. - Не сердись, мам! Я терпела изо всех сил. Но
без него я бы не справилась. Было... Было очень больно!
Мать помолчала немножко, потом тяжело вздохнула и, словно отгоняя от
себя какие-то мрачные мысли, сказала:
- Ну что ж... Теперь уж ничего не поделаешь... Пойдем!
Софи взобралась к матери на плечи, и мы двинулись к дому.

Заповеди, которые вдалбливают ребенку в детстве, прочно удерживаются
в его памяти. Но, как правило, они мало, что для него значат, пока он не
столкнется с реальностью. Кроме того, даже столкнувшись в жизни с чем-то
напоминающим эти заповеди, надо еще связать воедино слова и
действительность. Лишь тогда слова перестанут быть пустым звуком и обретут
смысл.
Я тихонько сидел и смотрел, как мать перевязывала распухшую ножку
Софи, и мне даже в голову не приходило связать то, что я видел, с тем, что
я всю жизнь слышал по воскресным дням:
"И создал Господь человека по образу и подобию своему. И пожелал
Господь, чтобы у человека было одно тело, одна голова, две руки и две
ноги. Каждая рука должна оканчиваться ладонью, и каждая ладонь должна
иметь пять пальцев, и на конце каждого пальца должен быть ноготь..." И так
далее.
Я знал все это наизусть, и тем не менее шестипалая ножка Софи не
вызывала у меня никаких особых чувств. Я видел только слезы на глазах у
матери, и мне самому было до слез жалко их обеих, а больше я ничего не
чувствовал.
Когда перевязка была закончена, я с любопытством огляделся. Дом был
намного меньше нашего, но понравился мне гораздо больше. Он был как-то
по-другому настроен к людям. Теплее. Дружелюбнее... Мать Софи очень
нервничала, но ничем не дала мне понять, что я - нежеланный гость,
принесший в их дом беду.
Внутреннее убранство дома тоже очень понравилось мне, особенно
потому, что на стенах не было никаких изречений и надписей, которые мне
всегда казались полной бессмыслицей, унылой и скучной, но, по-видимому,
необходимой. Здесь вместо них висели рисунки, изображающие лошадей, и они
показались мне очень забавными.
Миссис Уэндер велела мне подождать ее здесь, пока она отнесет дочку
наверх. Вскоре она возвратилась и села рядом со мной. Она взяла меня за
руку и заглянула прямо в глаза. Я чувствовал, что она очень взволнована,
но не мог понять причину ее беспокойства. Я мысленно попытался уверить ее,
что нет никакой нужды беспокоиться, но мне это не удалось. Она продолжала
пристально глядеть на меня, и глаза ее были очень похожи на глаза Софи,
когда та еле удерживалась от рыданий. Как я не напрягался, чтобы
проникнуть в ее мысли, я чувствовал лишь смутное беспокойство и
беззащитность. И мои мысли тоже, сколько я ни старался, не доходили до
нее.
Наконец она вздохнула и проговорила:
- Ты хороший мальчик, Дэвид. Ты был очень добр к Софи, и я хочу
как-нибудь отблагодарить тебя за это.
Чтобы скрыть смущение, я опустил голову и уставился на свои ботинки.
Я не помнил, чтобы до этих пор кто-нибудь называл меня хорошим мальчиком.
Я просто не знал, что нужно говорить в таких случаях.
- Тебе понравилась Софи, правда? - продолжала она, не отрывая от меня
глаз.
- Да, - сказал я. - Она очень храбрая. Она ни разу не заплакала, а
нога, наверное, здорово болела.
- Ты умеешь хранить тайну? - спросила она и торопливо добавила - Это
очень важно! Ради нее, Дэвид!
- Да, конечно, - ответил я не совсем уверенно, потому что не
догадывался, о чем идет речь.
- Ты видел ее ногу? Ее пальцы? - дрожащим голосом спросила миссис
Уэндер. Я кивнул. Она побледнела, но справилась с собой и твердо сказала:
- Вот это и есть то самое, что нужно сохранить в тайне, Дэвид. Никто
больше не должен знать об этом. Знаешь только ты, если не считать меня и
отца Софи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67