к поэзии у меня отношение двойственное.
Алфрик, например, дразнил меня иной раз поэтом -- я умел
рифмовать. И иногда мне жуть как хотелось действительно стать
бардом! Трубадуром!
В наш замок трубадуры приезжали не раз.
Сначала вас сытно кормят. Потом вы рассказываете-поете
историю, в которой подчас нет ни слова правды, но которую никто
не называет лживой. Да еще и снова накормят. Да еще и заплатят
за ваше вранье!
Ну, чем не благодать?!
...Восемь лет назад к нам в замок пожаловал Квивален Сез,
самый знаменитый из бардов Соламнии. Помню, в тот вечер я
решил: вырасту -- стану поэтом! Но в ту же ночь мои поэтические
грезы рассеялись без следа.
Отец велел нам с Алфриком навести порядок в большом зале
-- в нем ночью должно было состояться выступление Квивалена
Сеза. Гилеандоса обязали наблюдать за нашей работой. В камине
было полным-полно золы. Я забрался туда с метлой в руках. И
вдруг -- услышал жуткий крик нашего конюха. Я обернулся: конюх,
перегнувшись пополам от боли, лежал под столом; ухмыляясь, его
пинал ногами Алфрик.
-- Ну, вы все-таки немного полегче, Алфрик, -- попросил
даже Гилеандос, который старался не делать ему замечаний.
-- Вот еще! -- прорычал брат. Он схватил старого конюха за
волосы, вытащил из-под стола и поволок вон из зала.
Выталкивая его за дверь, Алфрик зло процедил сквозь зубы:
-- Погоди, я тебе еще задам, любитель поэзии!
Мой брат никогда не отличался кротким нравом. Он был из
тех, про кого говорят: хлебом не корми -- дай поиздеваться над
кем-нибудь. И он готов был слушать даже ненавистную ему
виолончель, если это сулило ему лишнюю возможность поколотить
слуг.
* * *
Ростом Квивален Сез был невелик. Одет в зеленое платье.
Длинные волосы уже тронуты сединой. Красноречив. А самое
главное, он был автором знаменитой "Песни о рыцаре Хуме",
которую знали все рыцари Соламнии.
За трапезой отец и Квивален Сез обменялись тостами -- оба
старались превзойти в славословиях один другого.
Почуяв оленину, в зал вбежали собаки. Алфрик, сидевший
напротив меня, корчил мне рожи. Я показал ему фигу. Брат
рассвирепел, мотнул головой и ткнулся носом в чашу с вином. В
тот вечер мы с ним впервые были допущены на званый ужин.
Алфрику уже исполнилось тринадцать, и ему было позволено выпить
вместе со взрослыми.
Бард встал и возгласил:
-- Для сегодняшнего празднества я выбрал "Мантию Розы".
Поэтическое чутье подсказало ему, что эта "рыцарская
поэма" -- вероятно, любимое произведение нашего отца. Тот
благодарно улыбнулся и приветственно поднял свой бокал.
В поэме говорилось о воле, о свободе, о розах в небесах.
Она была длинная и скучная.
Алфрик лезвием кинжала слегка касался спины уснувшей возле
него собаки -- та блаженно подергивала лапами.
Бригельм в красной рясе сидел неподвижно -- он был похож
на огородное пугало. Сидел он с отсутствующим видом; возможно,
молился про себя.
Но отец с большим вниманием слушал даже самые нелепые
строфы этой дурацкой поэмы. А когда Квивален Сез кончил читать,
отсыпал ему добрую дюжину серебряных монет.
Трубадур кратко и с достоинством поблагодарил отца,
повесил лиру на плечо и ушел.
Позже я не раз думал: если Квивален Сез такой знаменитый и
прославленный, то почему он оказался у нас, в самом что ни на
есть захолустье Соламнии?!
Уже брезжил рассвет. Меня отправили спать. Я, едва ли не
засыпая на ходу, поплелся в свою комнату, но по дороге вдруг
вспомнил, что оставил на стене замка своих солдатиков. Я
поднялся на стену. Было раннее утро, каменные зубцы были
ледяными. В амбразуре над подъемным мостом стояли в карауле мои
верные солдаты.
Квивален Сез шел по дороге на запад.
О, если отсюда попасть солдатиком ему в голову, то
великому поэту будет очень и очень больно!
Я один, я укрыт зубцами стены, никто меня не увидит!
* * *
Но, к несчастью, кое-кто меня видел. И этот "кое-кто" был
мой брат Алфрик.
Оказывается, он вслед за мной поднялся на стену и увидел,
как я кинул солдатика в знаменитого барда. А бард только на
секунду остановился, почесал затылок и пошел дальше своим
путем.
-- Я углядел все, маленький негодяй!
Услышав за спиной свистящий шепот старшего брата, я
вздрогнул, но тут же постарался взять себя в руки.
-- Ты хотел сказать "я видел все", -- поправил я Алфрика,
напомнив ему, что по языку у меня оценки лучше, чем у брата.
Алфрик просто рассвирепел от моей реплики и набросился на
меня, словно дикий зверь. Я старался отбиваться от него, как
мог.
-- Да что ты видел, мой дорогой брат?
-- Я углядел все, -- повторил он, -- ты кинул солдатика в
Квивалена Сеза и попал ему в голову.
Он сильно прижал меня лицом к замшелому камню зубца; над
самой моей головой свисали плети плюща и вьюнки -- словно
венок, каким одаривают поэтов.
-- Но, брат, разве ты не "углядел", что наш знаменитый
гость стянул со стола серебряную ложку и сунул ее в широкий
рукав своего одеяния?!
-- Врешь! На столе согодня не было серебра. Мы принимали
барда, а е купцов!
Он еще сильнее прижал мое лицо к камню, мох забивался мне
в нос и в рот.
Отплевываясь, я заверещал:
-- А секретного плана ты у него не заметил?! Уверен, что
он -- никакой не бард, а шпион. Враги отца задумали захватить
наш замок!
Брат, наконец-то слегка разжал руки. Казалось, он
задумался.
Я чуть-чуть смог повернуть голову.
-- Да что с тобой случилось, Алфрик?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96