А
вот закрывающий окно лист фанеры оказался на поверку не таким прочным,
стоило как следует толкнуть его обеими руками и удалось продавить.
Найл осторожно подался вперед. Если внутри подкарауливает нечто (или
некто), способное свалить паука, рисковать по меньшей мере глупо. Глазам
открылась пустая передняя, деревянный пол которой был усеян кусками
штукатурки и всяким хламом; пахло сыростью и тленом. Поняв, что
напряжение сковывает восприятие, Найл намеренно расслабился, глубоко
вздохнув и закрыв глаза; затем, достигнув внутреннего безмолвия,
сосредоточился глубоко. Внутри черепа ожила точка света, а тишина будто
углубилась. В этот момент с полной достоверностью стало ясно, что
никаких врагов, поджидающих в засаде, нет - в доме абсолютно пусто.
Одновременно с тем на каком-то более глубоком уровне он уловил и другой
запах, терпкий и чуть сладковатый. Запах смутно знакомый, но за счет
чего именно, уяснить было сложно.
Найл резко, с силой пихнул фанерный лист, отчего гвозди, скрепляющие
лист с рамой, повылезли, и лист свалился внутрь. Найл забрался в дом. К
этой поре он уже сожалел, что не оделся теплее: руки и ноги основательно
озябли. Но уж коли забрался, стоять и попусту глазеть тем более
бессмысленно. Свет из окна освещал парадную достаточно сносно. На
пыльном, усеянном кусками штукатурки полу виднелись бисерины крысиного
помета - явный признак того, что пауки в этом доме не обитают. Крысы у
них почитаются за особый отменный деликатес, они часами готовы ждать в
надежде поймать хоть одну.
Все в точности, как предполагал: пол в кровавых пятнах, а по пыли и
мусору можно судить, что раненый волочился то полу. Метины тянулись
через переднюю, где возле полуосыпавшейся лестницы виднелась
полуоткрытая дверь; получался приток света и воздуха. Дальше шел
коридор, выводящий на открытую плошадку - раньше, вероятно, дась был
сад. Кровавых пятен меньше не становилось. Дверь - полуоткрытая -
очевидно, была взломана - искореженный замок болтался, а притолока была
исполосована вполне свежими рубцами, нанесенными зубилом шм ломом.
Найл осмотрительно выглянул в поросший сорняками сад, затем прошелся
взглядом по стене над дверью. Отвесная, без окон, она восходила к крыше,
где вмдчелись уцелевшие кровельные желоба. Пришлось расстаться с
версией, что на паука обрушилось сверху что-то тяжелое - скажем, кусок
каменной кладки. Вместе с тем, смахнув снег с порога, Найл и тут заметил
следы крови. Этот сад явно хранил тайну гибели паука.
Неосвоившемуся глазу не была никаких ощутимых подсказок. Снег на
земле запорошил все следы Сад, границу которого образовывало впереди
стоящее здание, отделялся от смежных участков высокими стенами. В
десятке шагов от двери росла молодая пальма. Дальше шли спутанные
заросли сорной травы и невысоких кустов, где при желании можно неплохо
спрятаться. Взыскательно оглядев дерево с более близкого расстояния,
Найл обратил внимание на несколько свежесломленных веточек - верный
признак того, что здесь кто-то недавно был. Но больше жесткая земля не
выдавала ничего.
Найл проник через кустистую поросль вплоть до дальней стены; буйно
разросшиеся травяные космы убедили его, что здесь не то что вчера - три
месяца назад никого не было. А когда уже отправился назад, взгляд
приковало нечто, заставившее замедлить шаг. Возле садовой стены в углу
лежала груда пальмовых листьев, эдак равномерно, веером. Смотрелись они
при этом настолько естественно, что Найл заметил их по чистой
случайности. Тут он поднял голову и увидел, что на молодой пальме нет
листьев. Кто-то буквально обтесал ее верхушку, оставив голый ствол. А в
полуметре от обтесанной верхушки сиротливо висел обрывок веревки.
Тут до Найла, наконец, дошло. Дерево было примерно в два человеческих
роста - точное расстояние от него до двери в сад. Дальнейшие поиски в
поросли вывели на низкорослое деревце, к корневищу которого был привязан
другой конец веревки. Молодая пальма была отогнута на манер катапульты.
Когда паук, шагнув из дверного проема, поколебался при виде ночного
сада, кто-то перерезал веревку, и дерево хватило под стать исполинской
пружине. Очевидно, Скорбо стоял чуть сбоку или в последний момент
сместился: дерево размозжило ему лапы и прибило к земле...
Найл возвратился к дверному проему и поглядел вниз на кровавые пятна.
Они ясно подчеркивали правоту его догадки. Кровь от удара хлестнула
фонтаном; на стене отпечатались продолговатые, с кисточками, султанчики
брызг. А в паре метров, плохо различимый в снегу, валялся треугольный
осколок паучьего черепа, к внутренней стороне которого пристыл кусочек
мозга. Но удар дерева размозжил лапы, не череп. Это могло означать лишь
одно: пока паук был оглушен, кто-то специально размозжил ему темя,
рассчитывая повредить мозг, чтобы не последовало сигнала тревоги. Найл
невольно содрогнулся. Он недолюбливал Скорбо, однако ужасала сама
дикарская жестокость нападения. Ощущение было такое, будто он сам
находился рядом и видел все своими глазами.
Неожиданно пробравший озноб дал понять, насколько Найл продрог; мышцы
лица одеревенели, а ресницы будто смерзлись. Он возвратился через пустой
дом по своим следам. Передняя дверь заперта была клином - деревянным
брусом. Найл, поднатужась, выдернул его и вышел наружу, на площадь.
Когда пробирался обратно, погружая ноги в свои же глубокие следы,
вспомнилось волнение, охватившее при виде из окна спальни первого в его
жизни снега.
1 2 3 4 5 6 7 8