.. я даже не утверждаю, что буду ей помогать...
И га-Мавет опять остался в темноте. Проклиная все на свете, он начал осторожно спускаться вниз, надеясь, что Тиермее не сыграл с ним одну из своих злых шуток и что сейчас он действительно поднимается из Ада Хорэ на поверхность Арнемвенда.
По дороге он встретил Баал-Хаддада – безглазого Бога Мертвых; и тот показался ему игрушечным и смешным после жуткого великолепия Преисподней. Вспомнив, что он так и несет ее с собой, куда бы ни направился, га-Мавет стрелой понесся к Джоу Лахаталу. Он хотел уничтожить Каэтану, стереть с лица земли непокорных людей, отправить их к своему слепому брату – в общем, сделать что угодно, лишь бы заглушить липкий холодный ужас, который навсегда поселился в нем.
Когда он ворвался в чертоги Джоу Лахатала и промчался по зеркальным залам, то со страхом увидел, что за ним струится голубая тень прекрасного-молодого человека с полупрозрачными драконьими крыльями за спиной.
И ему казалось, что теперь этому не будет конца.
Три человека сидят у костра темной безлунной ночью. Они одеты в темные рясы и подпоясаны жесткими широкими поясами, так что сторонний наблюдатель вполне может принять их за монахов. Впрочем, это и есть монахи, только на Арнемвенде нет такой церкви, к которой бы они принадлежали.
Они существуют ровно столько, сколько существует и этот мир, – их никто не создавал; они возникли сами, потому что в этом возникла необходимость. Мир. не влияет на них, а их существование никак не отражается на жизни Арнемвенда. Можно было бы сказать, что их нет. Но они все же есть, сидят у костра и беседуют о главном.
– Ты уверен, Да-гуа? – спрашивает один из них, протягивая руку за очередной чашкой горячего напитка.
– Нет, Ши-гуа, – откликается второй. – Я же не бог, чтобы совершать ошибки; ошибки совершают те, кто уверен.
– Те, кто не уверен, тоже совершают ошибки, – вставляет третий.
Он очень похож на первых двух монахов, – собственно, они выглядят как близнецы, но всякий способен отличить одного от другого, хотя и не объяснит почему.
– А что ты думаешь, Ма-гуа?
– Она почти у цели, – задумчиво отвечает третий, подбрасывая в костер сучья. – Она почти у цели, и я бы сказал, что им не удастся ее остановить.
– Мир не терпит пустоты, – замечает Да-гуа.
– Ты думаешь, они уйдут? – спрашивает Ши-гуа.
– Это не главное. Либо уйдут, либо изменятся. Главное, что мир не принимает их такими, какие они сейчас. Но мир принимает ее.
– Ты думаешь, мир в ней нуждается?
– Мир сейчас живет только благодаря ей, даже если и не знает об этом.
Они долгое время молчат. Наконец Да-гуа замечает в пространство:
– Малах га-Мавет ходил в Ада Хорэ и говорил с Тиермесом.
– Это изменило ход мыслей га-Мавета?
– Нет, Ма-гуа. Но это испугало его. Он неуверен.
– Она почти достигла цели, – шепчет Ши-гуа. – А испуганный га-Мавет еще менее опасен.
– Испуганный га-Мавет более опасен, – возражает Ма-гуа.
– Нет никакой разницы, – говорит Да-гуа. Они еще некоторое время молча пьют чай, затем Да-гуа достает из складок своего одеяния шкатулку изысканной работы и раскрывает ее. Оттуда сыплются на землю фигурки. Да-гуа переворачивает шкатулку, и обнаруживается, что на ней изображена карта Варда, которая постоянно меняет свои очертания, цвета и размеры, то становясь подробным изображением крохотного участка суши, то давая более общее представление обо" всем континенте.
– Сыграем? – спрашивает Да-гуа.
– Сыграем, – соглашается Ма-гуа.
Ши-гуа поднимает с земли фигурку воина, одетого в белые доспехи и опирающегося на огромный двуручный меч. Монах долго и пристально вглядывается в изображение, которое дает иллюзию абсолютно живого, только:, и крохотного существа, и говорит:
– А мальчик вырос красивым.
– Они все выросли красивыми, – говорит Ма-гуа, держа в руках другую фигурку, – но не прекрасными. А божественное должно быть прекрасным, иначе оно становится обыкновенным.
– Они еще не выросли, – говорит Да-гуа и отбирает у брата фигурку Джоу Лахатала.
– Ты думаешь, он больше не встанет у нее на пути? – интересуется Ма-гуа, поворачивая в пальцах изображение А-Лахатала.
– После истории в городе джатов и истории со статуей он еще не скоро осмелится выступить против нее в открытую, – объясняет Ши-гуа то, что известно и двум другим монахам.
Они могли бы не говорить ничего вслух, но это ихг работа – говорить вслух для всего мира то, что им самим известно и понятно. Такими они были востребованы и появились на этот свет.
– Она ничего не помнит. – Да-гуа держит на раскрытой ладони фигурку женщины с двумя мечами за, спиной. – Она не сможет воспользоваться своим преимуществом.
– Ей не нужно ничего помнить, – говорит Ши-гуал
– Главное, что она есть, – говорит Ма-гуа. – Если она все-таки дойдет до Сонандана, то получит ответы на все вопросы.
– А что бы ты спросил? – неожиданно интересуется Да-гуа.
Ма-гуа молчит невыносимо долго. Потом неожиданно быстро отодвигается в сторону – с высокого дерева у него над головой шмякается на землю сочный плод – ничто в этом мире не может оказать влияние на трех монахов, но и они не вправе проявлять свое присутствие в нем. Мимо, играя, пробегают зверьки. Они не видят людей, сидящих у костра. Возможно, что и костра они не видят, хотя пламя в нем самое обычное и около него приятно греться прохладной ночью.
– Я бы спросил, – наконец говорит Ма-гуа, – я бы спросил, знает ли она о нашем существовании.
– И я бы спросил. а. – И я, – шепчет Ши-гуа.
– Даже если не помнит...
– Даже если не видит...
– Даже если никогда не вспомнит...
В лесу воцаряется тишина.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174