Володя должен все обстоятельно объяснить Нике, но для этого, как минимум, нужно остаться наедине.
Подполковник Одинцов никак не вписывался в это логическое построение, но Абессинову было не до Макса Одинцова. Что-то там про «права старого друга» он легкомысленно пропустил мимо ушей, приняв эту фразу за такой же блеф, как и предложение Разумовского. Володьку раздражало, что Ника ведет себя странно и непривычно, и вообще она какая-то непривычная и незнакомая, на себя не похожа. Когда Макс, обмолвившись, назвал ее Леркой, Володя повел глазами в сторону рыжей красавицы, надеясь, что она сейчас возмутится, что ее перепутали с какой-то другой женщиной. Или не возмутится – это не в Никином стиле, – но строго укажет на ошибку.
Он ждал, но так и не заметил никакой реакции. Ни удивления, ни легкой досады, вообще ничего. Будто она услышала свое имя. Ну да, подумал он, другая прическа, другой цвет волос, другое имя, другая биография – все совпадает. И тогда пришлось поверить, что перед ним стоит именно Лерка, а не Ника, и тогда становились на место многие до того непонятные моменты, и тогда сердце стало ныть, как растревоженный больной зуб.

* * *

В ту секунду, когда Владимир Ильич Абессинов нарисовался в дверном проеме и потребовал немедленной конфиденциальной беседы, мотивируя это чрезвычайной важностью своего сообщения, мозги у Игоря и у подполковника Одинцова снова заработали на одной частоте. Как-то вдруг у них сложились в одну картину и внезапная находка в архиве (а где гарантии, что заказчик не знает уже об успехе предприятия?), и то, что им пришлось услышать от Ники в последние несколько часов. И тот факт, что Владимир Ильич Абессинов, кстати, приехал на ночь глядя. К их чести, этот пункт они рассматривали не глазами влюбленных и ревнивых мужчин, а исключительно как программный. И все вместе наводило на нехорошие мысли.
Интуиция подсказывала, что им придется работать с этим холеным красавцем, придется терпеть его присутствие, так что пора начинать привыкать. Они, конечно, посопротивлялись для приличия, но недолго. Где-то в глубине подсознания уже укоренилось и зрело твердое убеждение, что в руках Абессинова находятся недостающие части головоломки и, только сложив известные им факты, можно будет докопаться до истины.
Нельзя с уверенностью утверждать, что Макс перепутал имена специально. Скорее всего просто язык у него еще не поворачивался называть свою Лерку Никой, однако, поразмыслив, он решил, что все это случилось как нельзя более кстати.
Прав Владимир Ильич. Он идет ва-банк. И не простой, а с такими ставками, что дух захватывает. «Ставка больше чем жизнь» – шикарное название для какого-нибудь крутого триллера (жаль, что Чапек уже прошелся по этому поводу). И все-таки что-то подсказывало Максу и Игорю, что господину Абессинову в данном конкретном случае можно доверять. А может, не что-то подсказывало, а те фотографии, на которых трое: он, она и пушистый мишка? Нельзя сыграть такой взгляд и изобразить такую улыбку.
Затянувшуюся паузу нарушила Ника.
– Видимо, придется многое объяснять, – сказала она совершенно непринужденным тоном. – Поэтому предлагаю внести в программу вечера следующие пункты: никто никуда не уходит, но зато все мы дружно усаживаемся за стол и продолжаем вечеринку. Кстати, Макс, старый прохвост, ты, верно, забыл, но у меня сегодня день рождения. Именно его я и собиралась праздновать, когда вы так дружно нагрянули.
– А я думал, в октябре… – протянул Игорь, но тут же хлопнул себя по лбу раскрытой ладонью. – Ну да, Семен Семенович! Никак не могу привыкнуть.
– А и не надо привыкать. Примем как данность, что сегодняшний день – одно сплошное исключение. Сегодня нам всем придется поднапрячься и принимать на веру самые невероятные вещи. Для этого стоит выпить немного, чтобы расслабиться. Кроме того, мне все-таки потребуется грубая мужская сила для того, чтобы привести замысел в исполнение.
Макс попытался на нее строго зыркнуть, но она ответила ему безмятежным взглядом ровно светящихся зеленых глаз.
«Как у кошки», – в который раз подумал подполковник и сопротивляться не стал. Девочка очень взрослая, сама принимает решения. Его же дело – помогать, а не читать «патер ностер». Володя Абессинов выглядел поколебленным, но только слегка. На его лице читалась решимость вынести все до конца и до конца во всем разобраться. А вот если бы кто-нибудь из собравшихся умел угадывать мысли, то в мыслях Владимира Ильича им удалось бы прочесть одну нехитрую сентенцию: «Кем бы она ни была, какой бы ни оказалась, я ее люблю. И отступать не собираюсь». Эта мысль делала честь молодому человеку.
А Нике делали честь ее прямота и бесстрашие.

* * *

Какое там бесстрашие… Просто надоело прятаться. Надоело никому не доверять. Если из них троих, собравшихся у меня нынче вечером, кто-то окажется чужим, другим, не тем, за кого себя выдает, – очень жаль, что я так страшно ошиблась. Но лучше пусть я ошибусь, чем оскорблю подозрением хороших людей.
Рассказывая сегодня вечером о судьбе Уэсуги, о его смерти и о последующих событиях, я лишний раз поняла две важные вещи. Первое: как я устала жить не своей жизнью и постоянно находиться в одиночестве. Второе: я так давно ничего не боюсь, я так давно пережила сразу две своих смерти, что теперь даже смешно от нее, костлявой, бегать. «Делай, что должен, и будь что будет». Этот девиз мне всегда нравился. И теперь я собиралась им воспользоваться. Мы дружно хлопнули за мое здоровье, мягко обойдя вопрос о том, сколько мне исполнилось лет. Я была благодарна своим гостям за деликатность.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77