Именно бойцы «Фудо-мёо» и доставили пресловутые «материальные ценности» до пункта назначения, но на обратной дороге попались в засаду, и их истребили в ходе ожесточенного боя. «Повезло» только Максу Одинцову – в самом начале он получил тяжелое ранение в голову, и только благодаря этому его оставили в качестве живого свидетеля. Частичная амнезия и долгая болезнь спасли его от всевидящего ока Николая Николаевича. В таком виде он считался полезнее на больничной койке – буде неутомимый Жорж решит кого-нибудь допытывать о том, что, собственно, случилось в Аргентине. А ведь решит же: Железного Дровосека коллеги знали как облупленного. Вот и принимали меры. Конечно, когда Макса доставили в подмосковный госпиталь, мы с Крисом об этом не знали. Мы были уверены, что Макс погиб вместе со всеми.
– Зато, – с придыханием сообщил мне Крис, – они открыли несколько счетов в заграничных банках: два в Швеции, один в Швейцарии и три в Аргентине. И еще один на каком-то из островков в теплых морях. Там всякие льготы, никаких налогов и куча прочих полезных мелочей. Сечешь?
– Откуда ты знаешь про счета? – спросила я, холодея.
– Сам открывал, – как можно небрежнее бросил Хантер.
– Господи…
Ноги у меня подкосились. То, что наши голубки с такой бесстыдной откровенностью пользовались услугами американского хакера на всем протяжении своей грязной операции, я могла истолковать единственным образом.
– Не волнуйся, – обнял меня Крис пухлой лапищей. – Они просто знают, что мне деваться некуда. Бунта на корабле я поднимать не стану – я же здесь на положении заключенного. Разве нет? Вот и пользуются мной как хотят.
Я боялась проронить лишний звук. Милый, добрый Хантер и сам прекрасно понимал, что так небрежно раскрывают карты только перед тем, кого уже списали со счетов. В расчете на то, что списанный со счетов никому ничего рассказать не успеет, а если и успеет, то это дело поправимое.
– Только бы Жорж вернулся! Только бы он быстрее вернулся.
– Кто? – изумился Крис. За все время нашего знакомства о Жорже он ничего не слышал, а если и слышал, то мельком, раз или два. Во всяком случае, наши отношения так и оставались для него тайной до сего дня. Я рассказала ему все. Не знаю, что на меня нашло: наверное, давно уже нужно было выговориться. Я выложила ему и историю нашего знакомства и совместной жизни, рассказала о том, как в эту жизнь вторгся Уэсуги. Даже о том, что потеряла ребенка, тоже не умолчала, хотя до этого даже представить себе не могла, что когда-нибудь в моей жизни снова появится человек, которому я смогу доверить подобные тайны.
Крис слушал, не перебивая. А у меня внезапно мелькнула мысль: я исповедуюсь ему так свободно, потому что тоже не считаю его живым человеком. Не знаю, права я была или нет, но тогда мне казалась, что своей откровенностью я как бы утвердила приговор, вынесенный хакеру двумя гэбэшными генералами.
– Бедная девочка, – прошептал он, гладя меня по волосам. – Бедная, бедная моя девочка. Ничего, все образуется, все как-нибудь образуется, вот увидишь.

* * *

Макс ошеломленно глядел на старую подругу.
– В голове не укладывается, – проговорил он наконец. – И с этим ты жила все годы?
Она вздохнула, отхлебывая коньяк:
– Я еще кое с чем жила, Макс. Так уж жизнь сложилась.
Разумовский потряс головой, словно хотел очнуться от тяжелого сна:
– Ты полагаешь, это они за тобой гоняются?
– Больше некому. Во всяком случае я думаю, что больше некому. Правда, некоторые вещи не вписываются в строгий рисунок, и я склонна подозревать, что у «боевых товарищей» под ногами мельтешит кто-то мелкий и суетливый, у которого в этом деле какая-то своя корысть. Но в чем она, представить себе не могу.
Ознакомленный с версией капитана Сторожука и склонный ей доверять, Макс уточнил:
– Лерка, я тебя хорошо помню. У тебя всю жизнь мозги были сдвинуты набекрень. Конечно, мужиков ты этим могла уложить на обе лопатки, и люблю я тебя за это от всего сердца. Но ты все-таки подумай. Может, то, что тебе кажется совсем бросовой вещью, кому-то покоя не дает. Ты пошевели мозгой, худого от этого не будет.
Она рассмеялась, словно по комнате рассыпались серебряные бубенчики:
– Нешто я не думала, господин хороший? Голову сломала, столько думала. И есть у меня единственное подозрение.
– Ну?! – Игорь и Макс всем телом подались к ней. – Что это?
– Я полагаю, что если что-то и может интересовать грабителя, то это наследство Уэсуги. То, что он оставил мне, стоит безумных денег. Другое дело, что об этом нельзя говорить милому Павлу Сергеевичу, потому что я не смогу вразумительно объяснить, откуда у меня в доме вещь, по которой горькими слезами плачут на всех солидных аукционах.
– А что это, можно узнать? – застенчиво спросил Игорь.
И закадычный друг его усмехнулся. Кто-кто, а он знал, как помешан Игорек на всем, что связано с Японией, и понимал, отчего у того «в зобу дыханье сперло». Не ровен час, Лерке досталась на память от Уэсуги какая-то старинная вещица: брошка, или веер, или рукопись. Судя по всему, последнее. Потому что Лерка всегда была страстной поклонницей печатного слова, а про Японию и Китай знала все, словно Бог создавал небо и землю, а Дальний Восток лепила она, своими собственными руками. Так что логично предположить, что влюбленный Нобунага преподнес своей женщине что-то вроде подлинника писем Такуана Сохо.
Тут Макс широко улыбнулся и даже хихикнул. Сколько же это лет минуло с той поры, как Лерка с горящими глазами повествовала ему об этом самом Такуане. Вот ведь как в память врезалось. Подполковник Одинцов и сам не представлял, что сможет вспомнить такие мелочи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77