второй с молниеносной скоростью начиняет их фаршем и запаковывает, а третий, сделав из обычной суповой ложки катапульту, перебрасывает пельмешки по одному в котел с кипящей водой и специями: раз, раз, раз… В глазах рябит. Еще один повар готовит лапшу: берет кусок теста, растягивает его, складывает вдвое, снова растягивает, снова складывает. Стороннему наблюдателю кажется, что он ритмично хлопает в ладоши, но уже через две-три минуты китаец выкладывает на стол гору тонюсеньких поворозочек и обрубает их по краям широким тесаком. Лапшу варят в кипящем масле, посыпают приправами и подают с овощами и мелко нарубленной курицей. Аппетитно шипят на противне моллюски, щедро поливаемые пряным соусом; источает упоительные запахи белоснежный рис (даже не рис, а горка отдельных лоснящихся, пухлобоких рисинок), расцвеченный розовыми, бежевыми и желтыми кусочками осьминогов, мидий, крабов и рыбы. И томится на блюде знаменитая утка по-пекински с апельсинами, после которой пресловутые нектар и амброзия олимпийских богов перестают вызывать зависть. Крохотные пирожки на плоских тарелочках, каждый на один укус, вызывают бешеное слюноотделение, их причудливая форма напоминает цветок, а эта золотистая хрустящая корочка, о-о-о…
Адаптировавшиеся к нашей действительности мудрые китайцы, не спрашивая, положили на стол и традиционные палочки, и обычные столовые приборы, завернутые в белоснежную салфетку. Предусмотрительно и весьма тактично – не акцентировать внимание на неумении большинства пользоваться палочками и не ставить посетителей в неудобное положение. Европеец, впервые пытающийся есть как китаец, – зрелище смешное и жалкое. Не менее смешно, хотя и не так нелепо выглядят те, кто освоил эту сложную науку, заседая в ресторане.
Я смотрела, как ловко Владимир Ильич управляется с едой, даже не прикоснувшись к ножу и вилке, как необычно складывает он длинные, тонкие пальцы, и проникалась уверенностью, что его-то учил настоящий китаец. И не просто китаец, а мастер. Потому что один раз, хоть и на долю секунды, он повернул и взял палочки, как сюрикэн*. Случайность? Навряд ли. Такие случайности, если верить теории вероятности, не должны происходить в первый же вечер.

* Сюрикэн – заостренные метательные пластинки или металлические стрелки. Это оружие получило наиболее широкое распространение в Японии.

Боюсь, он думал обо мне то же самое, пристально рассматривая мою постановку пальцев своими огромными синими глазищами.
Вопрос не по существу: зачем мужчине такие глаза и такие ресницы?
Еще одна деталь потрясла меня немного позже, когда мы, поужинав и мило проболтав о всякой всячине (японской поэзии «веселых кварталов» и ордене убийц-ассасинов, о Модильяни и Родене, а также о преимуществах китайской и французской кухонь, хоть и считается, что за едой говорить о еде неприлично), вышли из ресторана и подошли к машине. На сей раз я оперлась на его правую руку гораздо доверчивее и позволила себе взять его чуть выше запястья – люблю красивые руки и тонкие изысканные запястья. И вот под рукавом я нащупала твердый и плоский предмет, прикрепленный к телу сложной системой ремешков. Я не стала делать круглые глаза и наивно спрашивать: «Что это?» – а притворилась, что ничего не заметила.
Ибо это был пружинный механизм, который крепится на предплечье, от кисти до локтя, и достаточно единственного отработанного движения, похожего на небрежный взмах, чтобы он выбросил нож прямо в ладонь. Эта система гораздо эффективнее и надежнее, чем простые выкидные ножи, но зато и требует гораздо большей ловкости и мастерства. Новичку с такой игрушкой делать нечего – можно серьезно искалечить самого себя. Я знаю это наверняка.
У меня на антресолях, в рыжем маленьком чемодане, забитом кучей всякого ностальгического хлама, должна лежать такая же.

Глава 3

Игорь вошел в свой кабинет, насвистывая «Песню Сольвейг». Это был верный признак того, что у него хорошее настроение, и подчиненные моментально расслабились на своих рабочих местах. Вот если бы шеф исполнял «Искушение Дон Жуана», тогда дело другое. Тогда – спасайся, кто может.
Подобное мнение широко распространилось, что вызывало удивление, потому что Игорь Разумовский был интеллигентнейшим человеком, грубостей и вольностей себе не позволял, а его железный характер проявлялся исключительно в действии, а не в бытовых конфликтах. Тем не менее доблестный коллектив боялся шефа до дрожи в коленях и легких судорог, но уважал и любил беззаветно, что в нынешние времена – редкость. Но все сорок семь сотрудников частного детективного агентства «Ахилл» твердо знали, что шеф их не сдаст ни при каких условиях, что ему можно доверять как самому себе, и это самое важное. К тому же Разумовский был баловнем судьбы: ему всегда шла карта, ему фартило, ему подыгрывали обстоятельства. Называйте как угодно, но Игорю везло, и везло тем, кто находился рядом с ним. Поэтому даже в самые трудные времена агентство не жаловалось на нехватку высокооплачиваемых заказов и деньгами сотрудники обижены не были. В определенных кругах сложилась неплохая репутация, и потому Разумовского со товарищи передавали уже как эстафетную палочку – людям влиятельным, проверенным и в некоторой степени порядочным.
Правда, кристально чистым может быть только горный хрусталь, а неподкупно честным – неродившийся младенец, но таких требований к клиентам в «Ахилле» никто не выдвигал.
О том, где Разумовский работал до тех пор, пока основал агентство, слухи ходили самые разнообразные. Все вместе они могли послужить готовым сюжетом для лихого триллера.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77