Разве самоцветы могут иметь собственное выражение? И все же Кайнену показалось, что бог взглянул на него с укоризной.
– Они все – разумные существа. Разум начинается там, где есть совесть и честь.
Руф подумал, что человеку это не очень понятно. Разум человека начинается совсем в другом измерении.

2

Оказалось, что четверо новых друзей /братьев/ Руфа Кайнена так и не покинули тронный зал.
Шанаданха и Шрутарх безмолвными изваяниями замерли на почтительном расстоянии от беседующих. Садеон хлопотал над чем-то небольшим – Руфу не было видно, над чем. Крошка Вувахон задумчиво ткал цветной коврик, на котором все явственнее проступало изображение… Двурукого.
– Ты мягкий, – пояснил он, уловив изумленную мысль человека. – Тебе нужно мягкое гнездо, чтобы хорошо отдыхать. Я делаю тебе подстилку для гнезда. И ты тоже будешь видеть, что она твоя.
Руф был растроган. Он не знал, понимают ли его друзья, что такое «тронут», но они почувствовали охватившее его волнение и
/невозможно чувствовать нежность к двум прирожденным убийцам, ходячей смерти, безразличной ко всему, и двум гигантским гусеницам или личинкам, пусть даже они ткут ковры и выгрызают из камня статуи!
Но я чувствую.
Пожалуй, чувствую больше, чем по отношению к людям, которых я был обязан любить./ нежность. В голове Руфа уютно устроились четыре приветливые улыбки. Он не знал, как это может быть, но уже не задавался глупыми вопросами.
Непроницаемые выражения морд
/лиц, /
больше не мешали ему. Он понимал, что хотели сказать четверо аухканов, и Двурукому казалось, что он видит, как они улыбаются. Как раскрываются в невозможном движении мощные клыки, и тусклый блеск черных кинжалов ничем ему не грозит. ..
Улыбка.
– Ты хорошо говорил с Шигауханамом, – сообщил Садеон. – Вы достигли понимания. Пойдем, тебе нужны доспехи, а то ты совсем не защищен.
Шрутарх и Шанаданха задвигались. Вувахон тремя ловкими движениями свернул недоплетенный ковер и уложил в верхней части туловища.
– Мы возвращаемся в пещеру? – спросил человек.
– Нет, мы идем в Город.
И столько гордости и восхищения своим городом, столько любви к нему, словно он был живым существом, прозвучало в мысли-голосе Садеона, что Руф сразу понял – аухканы и их творения были единым целым.
Город был действительно прекрасен.
Строители лепили «здания» из того же странного материала, который человек видел в подземном зале. Оказалось, что шетширо-циор производят его сами, выделяя бесцветное вещество, похожее на морскую пену, которая скапливается у берега. Затем они придают пене нужную форму при помощи мощных челюстей и многочисленных лапок, и она застывает на воздухе. Высыхая, пена приобретает самые разные оттенки – нежно-зеленый, розовый, желтый, светло-голубой…
Пока несколько строителей придают будущему «зданию» основную форму, другие украшают его обработанными кусками древесины, камнями – и драгоценными, и обычными (только бы казался красивым), раковинами, песком. В ход идет почти все, что валяется под ногами, и готовое здание выглядит в результате словно детский прекрасный сон.
Когда-то Либина рассказывала Руфу, что в Шэнне, на ее родине, люди верят в таинственное божество травы, цветов, бабочек, звонких пташек, поющих крохотных ручейков, к которым равнодушен высокомерный Улькабал. Говорят, что это божество зовут Кима. Когда солнце всходит и когда оно опускается в лазурные воды моря Лулан, окрашивая их золотом, Кима выходит на цветущие луга и играет светилу веселые и печальные мелодии на сладкоголосой флейте-су фадре.
Руф подумал, что это чудесное божество было бы счастливо поселиться в городе аухканов.
Здесь вились по лепным стенам пышные причудливые растения, и маленькие садовники такивах-ниан копались в их корнях, удобряя почву и уничтожая вредителей; здесь бриллиантовыми каплями разлетались брызги воды, когда рукотворные водопады обрушивались со скал в неглубокие озерца, на берегах которых росли цветы и деревья, принесенные аухканами из леса. Здесь крыши домов были покрыты цветными мхами и лишайниками, и повсюду весело чирикали пичужки и порхали яркие бабочки.
Кто-то приютил на крыше своего обиталища, похожего на витую раковину, цветущий куст люзеска; кто-то приладил маленькое изваяние масаари-нинцае…
В небольших бассейнах плескались
/дети/
существа, похожие на масаари-нинцае, однако размером с ребенка, которому едва исполнилось три-четыре ритофо. Впрочем, их серповидные конечности и кинжальные клыки выглядели очень внушительно.
Вокруг этих бассейнов воздух был буквально пропитан радостью, покоем и весельем. Во всяком случае так понял эти мысли человек.
Садеон довольно долго не беспокоил Руфа, давая ему возможность насладиться открывшимся зрелищем. И лишь когда человек начал тревожно оглядываться, дабы убедиться в том, что спутники не покинули его, поманил Двурукого за собой:
– Идем, идем к оружейникам. Пока ты спал в гнезде, мы изготовили доспехи, которые ты будешь носить.
Большую нору (пещеру? грот? – Руф не знал, как определить это помещение, частью возведенное аухканами, частью размещавшееся в естественной полости в горной породе) заполняли странного вида масаари-нинцае. Присмотревшись, Кайнен понял, что так удивило его: эти воины были неполноценны. Точнее – не полны. У многих отсутствовали конечности, у некоторых на туловище или на мощных ногах виднелись зажившие раны, больше похожие на ямы, выбитые в темном металле. у кого-то отсутствовали хвосты, у кого-то были повреждены черепа или не хватало глаз.
– Инвалиды, калеки! – молнией пронеслось в голове.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108