А теперь, Маннон, если вы ляжете на
кушетку, я лично проведу мнемозапись худларианской пленки...
Маннон сел на край низкой кушетки. Его колени были почти на одном
уровне с подбородком, руки скрещены на груди - вся его поза напоминала
человеческий эмбрион. Когда он заговорил, в голосе его звучали отчаяние и
мольба.
- Смотрите. Я работал с эмпатами и телепатами много раз. Эмпаты
воспринимают, но не передают эмоции, а телепаты могут общаться лишь только
с себе подобными - как-то раз они попытались вступить в телепатический
контакт со мной, но, кроме легкого почесывания мозгов, я ничего не ощутил.
Но в тот день в операционной я владел полным контролем над собственной
умственной деятельностью - в этом я абсолютно уверен! Однако все
продолжают пытаться доказать мне, что кто-то нематериальный и невидимый,
кого нельзя обнаружить, повлиял на мои оценки окружающего. Было бы гораздо
проще, если бы вы признали, что тот, кого вы ищете, еще и не существует,
но вы все чертовски...
- Извините, - перебил О'Мара, укладывая его на спину и прилаживая
тяжелый шлем. Он потратил несколько минут, закрепляя электроды, и включил
установку. Глаза Маннона затуманились, и в его мозг потекли мысли и
воспоминания одного из величайших физиологов Худлара.
Как раз перед тем, как полностью потерять сознание, он пробормотал:
- Беда моя в том, что независимо от того, что я говорю и делаю, вы
верите только хорошему...
Через два часа они стояли посреди операционной. Маннон был облачен в
тяжелый операционный скафандр, а Конвей одел более легкий, обеспеченный
только гравитационными нейтрализаторами. Гравиплиты под полом создали
притяжение в пять "же" - худларианская норма, в то время как давление было
лишь немногим выше земного. Низкое давление почти не обеспокоило
худлариан, и по сути дела они могли работать без защиты в космическом
вакууме. Но если бы что-нибудь пошло катастрофически неверно и пациенту
потребовалось полное давление атмосферы родной планеты, Конвею пришлось бы
поспешно ретироваться. У него была прямая связь с Приликлой и О'Марой,
которые находились в обсервационном куполе, и независимый канал связи с
Манноном и операционной бригадой.
Неожиданно в его наушниках проскрипел голос О'Мары:
- Доктор, Приликла воспринимает эмоциональное эхо. А также излучение,
указывающее на допущенные мелкие ошибки, - легкая степень беспокойства и
замешательства.
- Иегуди шлет вам привет, - сказал Конвей ровным голосом.
- Кто?
- Человечек, которого нет, - ответил Конвей и продолжил, немного
путаясь:
На лестничный влез он пролет,
Он сегодня туда не взойдет.
Боже, так я хочу одного,
Чтобы не было завтра его.
О'Мара фыркнул и сообщил Конвею:
- Несмотря на то, что я сказал Маннону в своем кабинете, реальных
доказательств того, что что-либо происходит, по-прежнему нет. Мои
тогдашние замечания были предназначены помочь как доктору, так и пациенту.
Я хотел поддержать у Маннона тающую уверенность в себе самом. Поэтому и
для вас, и для Маннона было бы лучше, чтобы ваш человечек объявился и
представился.
В этот момент в операционную ввезли больного и переложили на стол.
Руки Маннона, торчащие из рукавов тяжелого скафандра, были покрыты лишь
тонким прозрачным пластиком, но если бы понадобилось полное худларианское
давление, он смог бы одеть защитные перчатки в течение нескольких секунд.
Но вскрыть пациента в данных условиях означало вызвать декомпрессию внутри
тела, поэтому последующие процедуры должны были проходить очень быстро.
Относящиеся к физиологическому виду ФРОБ, худлариане были низкими,
плоскими существами невероятной силы и напоминали черепах с гибким
панцирем. Худлариане были жесткими и снаружи, и внутри, причем настолько,
что их медицина практически не знала, что такое хирургия. Если пациента
нельзя было излечить с помощью медикаментов, очень часто случалось, что
его нельзя излечить вообще, потому как на этой планете хирургия была
трудноосуществимой, а то и вообще невозможной. Но в Госпитале, где
необходимая комбинация давления и силы тяжести могла быть воспроизведена
за несколько минут, Маннон и его коллеги творили чудеса на грани
возможного.
Конвей наблюдал, как хирург сделал треугольный надрез в броне
пациента и удалил кусок панциря. Моментально над операционным полем повис
ярко-желтый туманный конус с перевернутой вершиной - мельчайшая кровяная
взвесь, выбрасываемая под давлением из нескольких поврежденных капилляров.
Одна из медсестер быстро поместила пластиковый экран между местом надреза
и гермошлемом Маннона, другая установила зеркало, чтобы хирург видел
операционное поле. Через четыре с половиной минуты Маннон контролировал
кровотечение. Он должен был это сделать за две.
Похоже Маннон прочитал мысли Конвея, потому что сказал вслух:
- Первый раз все делалось быстрее - я думал на два-три шага вперед,
вы знаете как это бывает. Но я обнаружил, что начал делать те надрезы,
очередь которых была через несколько секунд. Даже если бы это произошло
единожды, все равно это достаточно плохо, но пять раз подряд!.. Я вынужден
был прекратить операцию, пока не искромсал пациента.
А теперь, - добавил он голосом, полным самообвинения, - я стараюсь
быть аккуратным, но результат остается прежним.
Конвей продолжал молчать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67