Состояние больного как две капли воды напоминало
то, в котором он находился до укола. Судя по всему, максимальная доза
лекарства оказала лишь временное воздействие - надо признать, весьма
своеобразное. Раньше такого не случалось.
С того момента, как к нему присоединился Приликла, Конвей был
убежден, что корни заболевания ЭПЛХ - психического характера. Он знал, что
расстроенный мозг способен причинить немалый вред телу, в котором
помещается. Но этот вред во всех предыдущих случаях является чисто
физическим, равно как и исправление его по методе, одобренной и постоянно
совершенствуемой отделением патологии. Никакой мозг, вне зависимости от
его мощи и серьезности повреждения, не может полностью игнорировать,
пренебрегать физическими явлениями. Иначе нарушаются законы мироздания.
У Конвея было два объяснения всему происшедшему. Либо существо на
операционном столе было на деле божеством и потому не обращало внимания на
его потуги, либо кто-то кого-то пытается одурачить. В глубине души он был
сторонником второй теории, ибо первая шла вразрез с его воззрениями на
природу вещей. Ему отчаянно хотелось, чтобы его пациент оставался
пациентом с маленькой буквы...
Тем не менее по выходе из приемного покоя Конвей заглянул к капитану
Брайсону, капеллану корпуса мониторов, и довольно долго беседовал с ним,
не задавая, впрочем, конкретных вопросов. Потом он встретился с
полковником Скемптоном, ответственным за материально-техническое
обеспечение госпиталя и связь. Конвей попросил у полковника полную копию
судового журнала ЭПЛХ - до сих пор ему удалось прочесть только то, что
напрямую было связано с предполагаемым убийством. Скемптон любезно
согласился переслать копию в каюту Конвея. Далее Конвей побывал в театре
АУГЛ, где продемонстрировал некоторые приемы, полезные при оперировании
водных форм жизни, после чего провел два часа в отделении патологии и
выяснил интересные подробности относительно бессмертия своего больного.
Вернувшись в каюту, он обнаружил на письменном столе кипу документов
толщиной чуть ли не в два дюйма. Подумав о положенном ему по расписанию
шестичасовом отдыхе и о том, как он его использует, Конвей застонал.
Внезапно ему отчетливо представилось, как бы он желал использовать эти
шесть часов - посвятить их все толковой и потрясающе красивой медсестре
Мэрчисон, за которой он в последнее время ухаживал. Но Мэрчисон была на
дежурстве в родильной палате ФГЛИ, а совпадения периодов отдыха ранее, чем
через две недели, не ожидалось.
Быть может при сложившихся обстоятельствах оно и к лучшему, решил
Конвей и принялся за чтение.
Мониторы, которые обследовали звездолет ЭПЛХ предпочли, похоже, не
ломать головы над переводом временных единиц пациента в земные и
ограничились тем, что установили следующее: многие записи были сделаны
несколько столетий назад, а некоторые были занесены в журнал за два с
лишним тысячелетия до сегодняшнего дня. Конвей начал с наиболее древних.
Он довольно быстро понял, что журнал представляет собой не столько дневник
- замечания личного свойства попадались в нем сравнительно редко, -
сколько перечень заумных технических сведений. Куски, в которых говорилось
об убийстве, он оставил напоследок. Они поражали своей драматичностью.
"Мой врач изводит меня, - гласил заключительный отрывок, - он убивает
меня. Нужно что-то предпринять. Он никудышный врач, раз позволил мне
заболеть. Я должен как-то от него избавиться..."
Конвей аккуратно положил листок поверх стопки, вздохнул и
приготовился принять позицию, более располагающую к творческому мышлению,
то есть, закинул ноги на стол и извернулся так, что его голова легла на
сиденье кресла.
Сущий бред, подумал он.
Составные элементы загадки - по крайней мере большинство из них были
налицо, и требовалось только собрать из воедино. Состояние пациента в
госпитале опасений не внушало, но в иных условиях, несомненно, привело бы
к его гибели. Рассказ двух иан о расе богоподобных, жадных до власти, но в
целом благорасположенных существ и об их товарищах совершенно другого
вида, которые всегда сопутствуют им и живут вместе с ними. Эти спутники
меняются, потому что они, в отличие от ЭПЛХ, стареют и умирают.
Лабораторные отчеты: первый, письменный, который он получил перед обедом,
и второй, устный, услышанный от заведующего отделением патологии,
диагноста-ФГЛИ Торннастора. По мнению Торннастора, ЭПЛХ нельзя назвать
бессмертным в строгом смысле слова, а мнение диагноста лишь немногим
отличалось от неоспоримого факта. Однако, хотя теория о бессмертии ЭПЛХ
была отвергнута, тесты показали, что его организм регулярно проходил
омоложение.
К тому же было еще эмоциональное излучение которое Приликла улавливал
до и в ходе неудачной попытки вылечить эпителиому. Приликла утверждал, что
пациент излучает страх, беспомощность и смятение. Но, получив второй укол
лекарства, ЭПЛХ впал в бешенство, а сила его мысленного излучения была
такова, что оно, по словам Приликлы, едва не выжгло мозги маленького
эмпата. Разъединить этот "залп" на отдельные эмоции Приликла не смог в
основном потому, что его сознание было настроено на прежний, более
миролюбивый уровень излучения, однако он согласился с предложением о
наличии у пациента нестабильности шизоидного типа.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58