И испытывали от этого
удовольствие.
Однако О'Мара удовольствия не получал; собственное тело казалось ему
толстой, рыхлой губкой, насквозь пропитанной усталостью. После каждой
очередной кормежки он валился с ног почти в беспамятстве. И каждый раз
тешил себя надеждой, что уж сейчас вымотался так основательно, что
наверняка не услышит, когда проклятый монстр завопит опять. Но хриплый
пронзительный звук снова и снова вырывал его из полудремы, и, шатаясь
словно пьяный, он механически принимался за процедуру, которая на
считанные минуты прерывала этот чудовищный, сводящий с ума рев.

Проведя в такой круговерти тридцать часов, О'Мара понял, что больше
ему не выдержать. Заберут ли младенца через два дня или через два месяца -
все едино: он свихнется раньше. Если, конечно, еще до этого в минуту
слабости не выбросится наружу без скафандра. Он знал, что Пеллинг никогда
не позволил бы подвергнуть его подобным истязаниям, но ведь тот был
несведущ во всем, что касалось форм жизни класса ФРОБ. А Какстон, хотя и
более сведущий, был человеком простым и простодушным, ему такие грубые
шутки доставляли удовольствие, особенно, по его мнению, жертва заслуживала
того, что получала.
А если начальник участка хитрее, чем кажется? Если отлично знает, на
какую пытку обрек человека, поручив ему заботу о худларианском младенце?
О'Мара яростно затряс головой, тщетно пытаясь стряхнуть усталость, которая
туманила сознание.
Какстону это даром не пройдет.
О'Мара знал, что он выносливей других, да и сил у него немало. Он
упрямо твердил себе, что вся эта усталость и нервные срывы существуют
только в его воображении и что день-другой без сна - сущая безделица для
его могучего организма, даже после того стресса, какой он получил при
аварии. Да и вообще все отчаянно плохо, так что положение вот-вот должно
улучшиться. Он им еще покажет! Какстону не по зубам сделать его психом или
хотя бы заставить взмолиться о помощи.
До недавних пор он сетовал, что не нашел работы, которая бы
соответствовала его знаниям и способностям. Теперь ему понадобится вся его
выносливость и сообразительность. Ему поручен детеныш, и он будет
заботиться о нем независимо от того, сколько это продлится - два дня или
два месяца. Более того, он сделает так, что это ему поставят в заслугу,
когда за малышом явятся опекуны...

Проведя пятьдесят семь часов без сна и отдыха, из них сорок восемь в
компании младенца ФРОБа, О'Мара не находил ничего странного в этих не
всегда логичных и несколько сентиментальных мыслях.
И вдруг этот распорядок, который О'Мара уже научился воспринимать как
должное, дал трещину. После очередного рева он, как обычно, накормил
ФРОБа, однако тот отказался замолчать.
Прежде всего О'Мара пришел в недоумение и возмутился: это было против
всяких правил. Обычно младенцы кричат, их кормят, и они замолкают - по
крайней мере на некоторое время. ФРОБ же вел себя настолько необычно, что
О'Мара пришел в замешательство.
Рев был каким-то безумным, с множеством вариаций. Протяжные,
нестройные шквалы воплей. Временами высота и громкость звука изменялись
самым диким и беспорядочным образом, потом рев переходил в скрежещущее
дребезжание, словно голосовые связки младенца были забиты толченым
стеклом. Время от времени наступали паузы от двух секунд до полуминуты, и
тогда О'Мара съеживался в ожидании очередного шквала. Он держался сколько
мог - минут десять, не больше, - потом, в который раз, поднял с диванчика
свое налитое свинцовой тяжестью тело.
- Какого черта ты орешь? - закричал он, перекрывая рев младенца. ФРОБ
был с ног до головы покрыт питательной смесью, так что не мог быть
голодным.
Узрев О'Мару, младенец завопил громче и требовательней прежнего.
Похожий на кузнечные мехи мускульный клапан на спине младенца, который
ФРОБы используют для подачи звуковых сигналов, вздувался и опадал с
невообразимой быстротой. О'Мара зажал уши - что едва ли помогло - и
пронзительно завопил:
- Заткнись!
Он прекрасно понимал, что осиротевший худларианчик скорее всего еще
растерян и напуган и одна лишь кормежка не может компенсировать его
эмоциональных потребностей, а потому ощущал глубокую жалость к несчастному
существу. Но это ощущение было в полном разладе с болью, усталостью и
чудовищным испытанием от звуков, терзавших его тело.
- Заткнись! ЗАТКНИСЬ!!! - завопил О'Мара и, набросившись на младенца,
стал пинать его ногами и молотить кулаками.
И свершилось чудо - после десяти минут избиения худларианчик
неожиданно перестал вопить.
Когда О'Мара снова рухнул в кресло, его все еще трясло. Десять минут
им владел слепой звериный гнев, а теперь полнейшая бессмысленность своего
поступка вызывала у него ужас и отвращение.
Лишним было уговаривать себя, что худларианчик, мол, существо
толстокожее и, быть может, даже не почувствовал взбучки; ведь раз малыш
перестал кричать - значит, так или иначе его проняло. Худлариане -
существа крепкие и выносливые, но ведь этот - младенец, а у человеческих
младенцев, например, есть особо ранимое место - темечко...
Когда изнуренный О'Мара уже погружался в сон, его последней связной
мыслью было, что, наверно, таких мерзавцев, как он, свет не видывал.

Он проснулся через шестнадцать часов. Неторопливый, естественный
процесс пробуждения плавно вынес его из пучины беспамятства.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54