Второй монитор, который и доставил Конвея сюда, глядел сейчас на него
с веселой усмешкой. И с этим Конвею даже труднее было примириться, чем с
руганью О'Мары.
- ...а если вам все еще невдомек, что случилось, - устало продолжал
О'Мара, - то, да будет вам известно, что вы - конечно по неопытности -
допустили, чтобы личность тельфианина, записанная в программе, временно
подавила вашу собственную личность. Тельфианская потребность в жесткой
радиации, мощном потоке тепла и света и, наконец, в духовном слиянии,
необходимом для группового психоединства, стала вашей собственной
потребностью - разумеется, выраженной в соответствующих человеческих
чувствах. Вы начали воспринимать все окружающее с позиций тельфианина, а
тельфианский индивидуум - если он лишен духовных контактов со своей
группой - это поистине существо несчастное!
Постепенно О'Мара успокаивался. Теперь его голос звучал почти
бесстрастно:
- Вы обгорели немного сильнее, чем при солнечном ожоге. Спина ваша
еще какое-то время поболит, потом начнет зудеть. Так вам и надо. А теперь
убирайтесь. Я не желаю вас видеть до послезавтрашнего дня. Постарайтесь
прийти ко мне в девять часов утра. Рассматривайте это как приказ. Нам
необходимо кое о чем потолковать, не забыли?

Снаружи, в коридоре, наряду с полным опустошением Конвей почувствовал
гнев - исключительно паршивое состояние, грозящее перейти в срыв. За все
двадцать три года жизни он не мог припомнить, чтобы ему было так плохо в
моральном плане. Его заставили почувствовать себя маленьким мальчиком -
маленьким, плохим, неприспособленным мальчиком. Это доставляло боль, ибо
Конвей всегда был хорошим, воспитанным ребенком.
Он не замечал, что его спаситель по-прежнему стоит рядом с ним, до
тех пор, пока тот не заговорил.
- Пусть вас не беспокоит поведение майора, - доброжелательно
посоветовал монитор. - На самом деле он приятный человек, вы сами в этом
убедитесь при следующей встрече. Сейчас он просто устал и немного на
взводе. Понимаете, только что прибыли три экипажа мониторов и прибудут
еще, но в данный момент от них мало проку. У большинства сильнейшее
нервное истощение после боевых действий. Майор О'Мара со своим персоналом
должны оказать им психологическую первую помощь, прежде чем...
- Нервное истощение! - воскликнул Конвей самым язвительным тоном, на
какой только был способен. Он до глубины души устал от того, что ему либо
устраивают разносы, либо сочувствуют те, кого он считал ниже себя и в
моральном и в интеллектуальном отношении. Полагаю, - добавил он, - это
значит, что они устали убивать людей?
Конвей увидел, как лицо администратора стало жестким и что-то вроде
боли и гнева одновременно мелькнуло в его глазах. Монитор застыл на месте.
Он открыл было рот наподобие О'Мары, чтобы разразиться обличительной
речью, но передумал.
- Для человека, который пробыл здесь два месяца, у вас, мягко говоря,
весьма превратное мнение о Корпусе мониторов. Я никак не могу понять: вы
были слишком заняты, чтобы порасспросить людей, или на то есть еще
какие-то причины?
- Нет, - холодно ответил Конвей, - но там, откуда я прибыл, мы не
осуждали деятелей вашего типа, предпочли более приятные темы.
- Полагаю, - сказал монитор, - что всем вашим друзьям - если таковые,
конечно, имелись - было приятно лишь похлопывать друг друга по спине.
Он развернулся и зашагал прочь.
При мысли о том, что что-то тяжелее пера коснется его обожженной,
извращенной спины, Конвей невольно поморщился. Но он задумался и о
предыдущих словах собеседника. Итак, его мнение о мониторах было
превратным? Значит, они хотели, чтобы он простил насилие и убийства и
водил дружбу с теми, кто нес ответственность за преступления? Еще он
отметил прибытие нескольких экипажей мониторов. Зачем? Для чего? Его до
сих пор непоколебимую самоуверенность стало подтачивать беспокойство.
Что-то он здесь упустил из виду, что-то весьма важное.
Когда он впервые прибыл в Госпиталь, существо, которое давало
необходимые инструкции и назначения, провело с ним небольшую ободряющую
беседу. Оно сказало, что доктора Конвея рады здесь видеть после успешной
сдачи множества тестов и надеются, что он обретет свое счастье в работе.
Время испытаний теперь прошло, и никто не будет к нему цепляться, но если
по какой-либо причине - от трений с соотечественниками или представителями
других рас или еще каких-то проявлений ксенофобии - он будет так мучиться,
что не сможет оставаться здесь долее, то с огромным сожалением его
отпустят.
Конвею так же посоветовали как можно больше расширить круг своего
общения с особями различных видов и добиться если не дружбы с ними, что
хотя бы взаимопонимания. В конце беседы ему сказали, что если у него по
неведению или по какой другой причине возникнут сложности, то достаточно
обратиться к одному из двух землян, которых зовут О'Мара и Брайсон - в
зависимости от характера неприятностей. Впрочем, при необходимости он мог
бы обратиться к любому специалисту любой расы.
Сразу после этого он встретился с заведующим хирургическим
отделением, в которое его назначили, очень способным землянином по фамилии
Маннон. Доктор Маннон еще не стал диагностом, хотя и очень к этому
стремился, а посему большую часть времени вел себя вполне по-человечески.
Он являлся гордым владельцем маленькой собачки, которая так к нему
привязалась, что внеземные посетители были склонны предполагать наличие у
них симбиотической связи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54