— Эти ваши полицейские отряды — чем не армия?
— Разница всё-таки есть. Ты опять путаешь понятия.
— Между прочим, странно мне всё это. Любое карликовое поселение спешит образовать отряд самообороны или хотя бы оборонный комитет. А у Федерации нет армии. И человечество пошло покорять космос на полицейском броневичке.
— Да, потому что у любого поселения теоретически могут появиться внешние враги. А у человечества в целом их нет. Мы одни во Вселенной.
— Насчет всей Вселенной я бы не торопился так утверждать. Разве мы везде побывали? Между прочим, я знаком с человеком, который коллекционирует загадочные артефакты. Все эти кварцевые спиральки, полосатые шарики, пластинки со знаками… Впрочем, бог с ним, никакие зеленые человечки нам пока не угрожают…
Сенин с любопытством посмотрел на собеседника.
— Ты так говоришь, будто знаешь другого врага.
— Я… скажем так, догадываюсь, кто может им стать.
— Ну-ну, очень интересно.
— Да вот они. — Феликс обвел руками смотровую площадку, где переселенцы прилипли к окнам в ожидании старта. — Они, вернее их дети и внуки, станут врагами Федерации.
— Вот они? Эти счастливые первопроходцы с горящими глазами?
— Да-да! Вскоре они там освоятся, понастроят теплых гнездышек, накопят жирок, и мозги их освободятся для мыслишек. И через какое-то время решат, сидя за пивом, что Федерация берет слишком большие налоги и сочиняет слишком строгие законы, что корпорации всё гребут под себя и не дают самостоятельно развиваться. И вот тебе, пожалуйста! Где-то вылупится маленький диктатор, где-то начнут устанавливать орудия на почтовые рейсеры.
«Интересно, — подумал Сенин, — почему врачи всегда пугают эпидемиями, синоптики — ураганами, а историки — революциями. Наверно, потому, что все хотят стоять перед лицом какой-нибудь ужасной угрозы. Вернее, хотят так выглядеть. А сдерживать реальную угрозу всё равно приходится другим. Мне вот, например».
— Откуда такие мрачные предзнаменования? — произнес он. — Есть информация?
— Нет, всего лишь уроки истории. Испокон веков люди не объединялись, они только делили и делили общее. Сепаратизм — он в крови каждого человека, и он только ждет своего часа.
— Ну, наверно, тебе лучше знать, ты у нас специалист по лечению катаклизмов. Только я в своей крови никакого сепаратизма не чувствую.
— Это потому, что у тебя ничего нет. А вот поселишься в собственной усадьбе, тогда посмотрим, захочешь ли ты иметь назойливых соседей, которые указывают, в какой цвет тебе красить забор.
— Что-то, приятель, ты бросаешься из крайности в крайность. Так красиво воспевал переселенцев и тут же объявил их врагами. А совсем недавно — помнишь? — называл их наивными и утверждал, что им всем будет плохо.
— А в чем именно я был не прав? Разубеди меня! Да — кругом крайности, противоречия. Таков человек, таким я его вижу после стольких лет изучения. Стоп… — Феликс непроизвольно схватился за поручни кресла.
Сенин и сам почувствовал, что корпус лайнера дрогнул. Они медленно отделялись от шлюзов. В обзорные окна стало видно, как база словно отваливается от них — исполинская железная башня опрокидывалась назад.
Стали видны нулевые уровни. Они напоминали обросшее ракушками днище — такое впечатление создавали мелкие суденышки, прилепившиеся к шлюзам.
Пока лайнер тащили на магнитах четыре маленьких буксира. В пятистах километрах от базы будет запущен двигатель. К этому времени все должны быть в каютах, потому что последует некая физико-астрономическая круговерть, из-за которой маленькие расстояния станут большими, а большие — маленькими; Сенин никогда не пытался вникать в эти подробности. Он знал только, что к ближайшей соседке Солнца Проксиме Центавра не подлетал ни один пилотируемый аппарат — почему-то она оказывалась слишком далеко от Земли. Зато в центр Галактики ходили регулярные рейсы, причем в полете можно танцевать, знакомиться, пить вино и отправлять сообщения близким.
Танцевать он не собирался, а вот передать Лизке последние новости про себя — это можно.
— Пора расходиться по каютам, — сказал Феликс. — Сейчас объявят.
— Пора, — согласился Сенин.
После непродолжительной паузы Феликс вдруг тонко усмехнулся.
— Всё-таки темнишь ты, приятель, — сказал он. — Не мог Мелоян тебя просто так позвать. Что-то у вас там происходит.
* * *
Невозвращаемый посадочный модуль «Скиф» хорош своей дешевизной и надежностью. Но больше ничем.
«Скиф» являлся прообразом самых первых спускаемых аппаратов, на которых в глубокой древности астронавты спрыгивали с орбиты на твердь земную. Толстая металлическая скорлупа, парашюты, элементы управления и примитивная, на уровне наручных часов, электроника.
Правда, со временем людям понадобилось спускать с орбиты не только себя, но и полезные грузы, поэтому скорлупа значительно выросла в размерах. Например, модуль «Скиф-5» мог нести в себе даже тяжелый вездеход или катер. Справедливости ради стоит сказать, что за последние сто лет ни один «Скиф» не потерпел аварию.
На этом его преимущества исчерпываются. Все, кому приходилось падать с неба в раскаленном трясущемся коробе, при одном упоминании слова «Скиф» страдальчески морщились.
После удара о землю команда выползла из люка, пошатываясь и отдуваясь. Даже многоопытный Сенин, знавший жизнь не по тренажерам, не скрывал своего состояния. Он сел, усиленно массируя виски ладонями. По нормативам, десантникам давалось десять минут после такой посадки, чтобы привести себя в порядок и приступить к активным действиям.
У Сенина вестибулярный аппарат восстановился немного быстрее, чем у других.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18