- Вы можете идти, милостивый государь! - промолвил громко губернатор. - Мы более в вас не нуждаемся. До зобаченья!
Паклин отдал общий поклон и вышел на улицу, весь уничтоженный и разбитый. Боже! боже! Это презрение его доконало.
"Что же это такое? - думал он с невыразимым отчаянием, - и трус и доносчик? Да нет... нет; я честный человек, господа, - и я не совсем уже лишен всякого мужества!"
Но что за знакомая фигура торчит на крыльце губернаторского дома и смотрит на него унылым, исполненным упрека взором? Да это - старый слуга Маркелова. Он, видно, пришел за своим барином в город и не отходит прочь от его тюрьмы... Только зачем же он смотрит так на Паклина? Ведь не он же Маркелова выдал!
"И зачем я совался туда, куда мне - ни к коже, ни к роже? - думал он опять свою отчаянную думу. - Не мог сидеть смирно на своей лавочке! А теперь они говорят и, пожалуй, напишут: некто господин Паклин все рассказал, выдал их... своих друзей выдал врагам!"
Вспомнился ему тут взгляд, брошенный на него Маркеловым, вспомнились эти последние слова: "Не отшепчешься, шалишь !" - а тут эти старческие, унылые, убитые глаза! И, как сказано в Писании, он "плакася горько" и побрел себе в "оазис", к Фомушке и Фимушке, к Снандулии...
XXXVI
Когда Марианна, в то самое утро, вышла из своей комнаты - она увидела Нежданова одетым и сидящим на диване. Одной рукой он поддерживал голову, другая бессильно и недвижимо лежала на коленях. Она подошла к нему.
- Здравствуй, Алексей... Ты не раздевался? не спал? Какой ты бледный!
Отяжелевшие веки его глаз приподнялись медленно.
- Я не раздевался, я не спал.
- Ты нездоров? или это еще след вчерашнего?
Нежданов покачал головою.
- Я не спал с тех пор, как Соломин вошел в твою комнату.
- Когда?
- Вчера вечером.
- Алексей, ты ревнуешь? Вот новость! И нашел время, когда ревновать! Он остался у меня всего четверть часа... И мы говорили об его двоюродном брате, священнике, и о том, как устроить наш брак.
- Я знаю, что он остался всего четверть часа: я видел, когда он вышел. И я не ревную, о нет! Но все-таки я не мог заснуть с тех пор.
- Отчего же?
Нежданов помолчал.
- Я все думал... думал... думал!
- О чем?
- О тебе... о нем... и о самом себе.
- И до чего же ты додумался?
- Сказать тебе, Марианна?
- Скажи.
- Я думал, что я мешаю - тебе... ему... и самому себе.
- Мне! ему! Я воображаю, что ты этим хочешь сказать, хотя ты и уверяешь, что не ревнуешь. Но: самому себе?
Марианна, во мне сидят два человека - и один не дает жить другому. Так я уж полагаю, что лучше перестать обоим жить.
- Ну, полно, Алексей, пожалуйста. Что за охота себя мучить и меня? Нам следует теперь сообразить, какиенадо принять меры... Ведь нас в покое не оставят.
Нежданов ласково взял ее за руку.
- Сядь возле меня, Марианна, и поболтаем немного, по-дружески. Пока есть время. Дай мне руку. Мне кажется, что нам не худо объясниться - хотя, говорят, всякие объяснения ведут обыкновенно только к большей путанице. Но ты умна и добра; ты все поймешь, и чего я не доскажу - ты додумаешь. Сядь.
Голос Нежданова был очень тих, и какая-то особенная, дружеская нежность и просьба высказывались в его глазах, пристально устремленных на Марианну.
Она тотчас охотно села возле него и взяла его руку
- Ну, спасибо, моя милая, - и слушай. Я тебя долго не задержу. Я уже ночью в голове все приготовил, что я должен тебе сказать. Ну - слушай. Не думай, чтобы вчерашнее происшествие меня слишком смутило: я был, вероятно, очень смешон и немножко даже гадок; но ты, конечно, не подумала обо мне ничего дурного или низкого ... ты меня знаешь.
Я сказал, что это происшествие меня не смутило; это - неправда, это вздор... оно смутило меня, но не потому, что меня привезли домой пьяного; а потому, что оно окончательно доказало мне мою несостоятельность! И не только в том, что я не могу пить, как пьют русские люди, - а вообще! вообще! Марианна, я обязан сказать тебе, что я не верю больше в то дело, которое нас соединило, в силу которого мы вместе ушли из того дома и к которому я, говоря правду, уже охладевал, когда твой огонь согрел и зажег меня; не верю! не верю!
Он положил свою свободную руку себе на глаза и умолк на мгновенье. Марианна тоже ни слова не промолвила и потупилась... Она почувствовала, что он ей не сказал ничего нового.
- Я думал прежде, - продолжал Нежданов, отняв руку от глаз, но уже не глядя больше на Марианну, - что я в самое-то дело верю, а только сомневаюсь в самом себе, в своей силе, в своем уменье; мои способности, думал я, не соответствуют моим убеждениям... Но, видно, этих двух вещей отделить нельзя да и к чему обманываться! Нет - я в самое дело не верю. А ты веришь, Марианна?
Марианна выпрямилась и подняла голову.
- Да, Алексей, верю. Верю всеми силами души - и посвящу этому делу всю свою жизнь! До последнего дыхания!
Нежданов повернулся к ней и измерил ее всю умиленным и завидующим взглядом. - Так, так; я ждал такого ответа. Вот ты и видишь, что нам вместе делать нечего: ты сама одним ударом перерубила нашу связь.
Марианна молчала.
- Вот и Соломин, - начал снова Нежданов, - хоть и он не верит...
- Как?
- Нет! Он не верит... да это ему и не нужно; он подвигается спокойно вперед. Человек, который идет по дороге в город, не спрашивает себя: да существует ли, полно, этот город? Он идет себе да идет. Так и Соломин. И больше ничего не нужно. А я... вперед не могу; назад не хочу; оставаться на месте - томно. Кому же дерзну я предложить быть моим товарищем? Знаешь поговорку: один под один конец, другой под другой - и пошло дело на лад? А коли один не сможет нести - как быть другому?
- Алексей, - промолвила нерешительно Марианна, - ты, мне кажется, преувеличиваешь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90