- Да.
Фимушка задумалась и руками развела.
- Ну, Силушка, - промолвила она наконец, - виновата я, а ты прав. Только уж французы!.. Бедовые! Паклин начал просить старичков спеть какой-нибудь романсик... Они оба посмеялись и удивились, какая это ему пришла мысль; однако скоро согласились, но только под тем условием, чтобы Снандулия села за клавесин и аккомпанировала им - она уж знает что. В одном углу гостиной оказалось крошечное фортепиано, которого никто из гостей сначала не заметил. Снандулия села за этот "клавесин", взяла несколько аккордов... Таких беззубеньких, кисленьких, дряхленьких, дрябленьких звуков Нежданов не слыхивал отроду; но старички немедленно запели:
На то ль, чтобы печали,- начал Фомушка,
В любви нам находить,
Нам боги сердце дали,
Способное любить?
Одно лишь чувство страсти,- ..
отвечала Фимушка,
Без бед, без алой напасти
На свете есть ли где?
Нигде, нигде, нигде!
подхватил Фомушка,
Нигде, нигде, нигде!
повторила Фимушка.
С ним горести жестоки
Везде, везде, везде!
пропели они вдвоем,
Везде, везде, везде!
протянул один Фомушка.
- Браво! - закричал Паклин. - Это первый куплет; а второй?
- Изволь, - отвечал Фомушка, - только, Снандулия Самсоновна, что же трель? После моего стишка нужна трель.
- Извольте. - отвечала Снандулия, - будет вам трель.
Фомушка опять начал:
Любил ли кто в вселенной
И мук не испытал?
Какой, какой влюбленный
Не плакал, по вздыхал?
И тут Фомушка:
Так сердце странно в горе,
Как лодка гибнет в море...
На что ж оно дано?
На зло, на зло, на зло!
воскликнул Фомушка - и подождал, чтобы дать время Снандулии пустить трель.
Снандулия пустила ее.
На зло, на зло, на зло!
повторила Фимушка. А там оба вместе:
Возьмите, боги, сердце
Назад, назад, назад!
Назад, назад, назад!
И все опять заключилось трелью.
- Браво! браво! - закричали все, за исключением Маркелова, и даже в ладоши забили.
"А что, - подумал Нежданов, как только рукоплесканья унялись, - чувствуют ли они, что разыгрывают роль... как бы шутов? Быть может, нет; а быть может, и чувствуют, да думают: "Что за беда? ведь зла мы никому не делаем. Даже потешаем других!" И как поразмыслишь хорошенько - правы они, сто раз правы!"
Под влиянием этих мыслей он начал вдруг говорить им любезности, в ответ на которые они только слегка приседали, не покидая своих кресел... Но в это мгновенье из соседней комнаты, вероятно спальней или девичьей, где уже давно слышался шепот и шелест, внезапно появилась карлица Пуфка, в сопровождении нянюшки Васильевны. Пуфка принялась пищать и кривляться, а нянюшка то уговаривала ее, то пуще дразнила.
Маркелов, который уже давно подавал знаки нетерпения (Соломин - тот только улыбался шире обыкновенного), - Маркелов вдруг обратился к Фомушке:
- А я от вас не ожидал, - начал он с своей резкой манерой, - что вы, с вашим просвещенным умом, - ведь вы, я слышал, поклонник Вольтера? - можете забавляться тем, что должно составлять предмет жалости, а именно увечьем... Тут он вспомнил сестру Паклина - и прикусил язык, а Фомушка покраснел: "Да... да ведь не я...она сама..." Зато Пуфка так и накинулась на Маркелова.
- И с чего ты это вздумал, - затрещала она своим картавым голоском, наших господ обижать? Меня, убогую, призрели, приняли, кормют, поют - так тебе завидно? Знать, у тебя на чужой хлеб глаз коробит? И откуда взялся, черномазый, паскудный, нудный, усы как у таракана ... - Тут Пуфка показала своими толстыми короткими пальцами, какие у него усы. Васильевна засмеялась во весь свой беззубый рот - и в соседней комнате послышался отголосок.
- Я, конечно, вам не судья, - обратился Маркелов к Фомушке, - убогих да увечных призревать - дело хорошее . Но позвольте вам заметить: жить в довольстве, как сыр в масле кататься, да не заедать чужого века, да палец о палец не ударить для блага ближнего... это еще не значит быть добрым; я, по крайней мене, такой доброте, правду говоря, никакой цены не придаю!
Тут Пуфка завизжала оглушительно; она ничего не поняла изо всего, что сказал Маркелов; но "черномазый" бранился... как он смел! Васильевна тоже что-то забормотала, а Фомушка сложил ручки перед грудью - и, повернувшись лицом к своей жене: "Фимушка, голубушка, - сказал он, чуть не всхлипывая, слышишь, что господин гость говорит? Мы с тобой грешники, злодеи, фарисеи... как сыр в масле катаемся, ой! ой! ой!.. На улицу нас с тобою надо, из дому вон - да по метле в руки дать, чтобы мы жизнь свою зарабатывали, - о, хо-хо!" Услышав такие печальные слова, Пуфка завизжала пуще прежнего, Фимушка съежила глаза, перекосила губы - и уже воздуху в грудь набрала, чтобы хорошенько приударить, заголосить ...
Бог знает, чем бы это все кончилось, если б Паклин не вмешался.
- Что это! помилуйте, - начал он, махая руками и громко смеясь, - как не стыдно? Господин Маркелов пошутить хотел; но так как вид у него очень серьезный - оно и вышло немного строго... а вы и поверили? Полноте! Евфимия Павловна, милочка, мы вот сейчас уйти должны - так знаете что? на прощанье погадайте-ка нам всем... вы на это мастерица. Сестра! достань карты!
Фимушка глянула на своего мужа, а уж тот сидел совсем успокоенный; и она успокоилась.
- Карты, карты... - заговорила она, - да разучилась я, отец, забыла давно в руки их не брала...
А сама уже принимала из рук Снандулии колоду каких-то древних, необыкновенных, ломберных карт.
- Кому погадать-то?
- Да всем, - подхватил Паклин, а сам подумал: - "Ну что ж это за подвижная старушка! куда хочешь поверни ... Просто прелесть!" - Всем, бабушка, всем, прибавил он громко. - Скажите нам нашу судьбу, характер наш, будущее... все скажите!
Фимушка стала, было, раскладывать карты, да вдруг бросила всю колоду.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90