- воскликнул он.- К чему?
К чему продолжать это томление?
- Не прощайтесь еще со мною,- повторила Ирина.- Я должна увидать вас еще раз... Опять такое немое расставанье, как в Москве,- нет, я этого не хочу. Вы можете теперь уйти, но вы должны обещать мне, дать мне честное слово, что вы не уедете, не увидевшись еще раз со мною.
- Вы этого желаете?
- Я этого требую. Если вы уедете, не простившись со мною, я вам никогда, никогда этого не прощу, слышите ли: никогда! Странно! - прибавила она, словно про себя,- я никак не могу себе представить, что я в Бадене... Мне так и чудится, что я в Москве... Ступайте.
Литвинов встал.
- Ирина Павловна,- проговорил он,- дайте мне вашу руку.
Ирина покачала головой.
- Я вам сказала, что не хочу прощаться с вами...
- Я не на прощание прошу...
Ирина протянула было руку, но взглянула на Литвинова, в первый раз после его признания,- и отвела ее назад.
- Нет, нет,- шепнула она,- я не дам вам моей руки. Нет... нет. Ступайте.
Литвинов поклонился и вышел. Он не мог знать, отчего Ирина ему отказала в последнем дружеском пожатии ... Он не мог знать, чего она боялась.
Он вышел, а Ирина снова опустилась на кресло и снова закрыла себе лицо.
ХVII
Литвинов не вернулся домой: он ушел в горы и, забравшись в лесную чащу, бросился на землю лицом вниз и пролежал там около часа. Он не мучился, не плакал; он как-то тяжело и томительно замирал. Никогда он еще не испытал ничего подобного: то было невыносимо ноющее и грызущее ощущение пустоты, пустоты в самом себе, вокруг, повсюду... Ни об Ирине, ни о Татьяне не думал он.
Он чувствовал одно: пал удар, и жизнь перерублена, как канат, и весь он увлечен вперед и подхвачен чем-то неведомым и холодным. Иногда ему казалось, что вихорь налетал на него и он ощущал быстрое вращение и беспорядочные удары его темных крыл... Но решимость его не поколебалась. Остаться в Бадене... об этом и речи быть не могло. Мысленно он уже уехал: он уже сидел в гремящем и дымящем вагоне и бежал, бежал в немую, мертвую даль. Он приподнялся, наконец, и, прислонив голову к дереву, остался неподвижным; только одною рукои он, сам того не замечая, схватил и в такт раскачивал верхний лист высокого папоротника.
Шум приближавшихся шагов вывел его из оцепенения: два угольщика с большими мешками на плечах пробирались по крутой тропинке.
"Пора!" - шепнул Литвинов и вслед за угольщиками спустился в город, повернул к зданию железной дороги и отправил телеграмму на имя Татьяниной тетки, Капитолины Марковны. В этой телеграмме он извещал ее о своем немедленном отъезде и назначил ей свидание в Шрадеровой гостинице в Гейдельберге. "Кончать, так кончать разом,- подумал он,- нечего откладывать до завтра". Потом он зашел в игорную залу, с тупым любопытством посмотрел двум-трем игрокам в лицо, заметил издали гнусный затылок Биндасова, безукоризненное чело Пищалкина и, постояв немного под колоннадой, отправился не спеша к Ирине. Не в силу внезапного, невольного увлечения отправился он к ней; решившись уехать, он также решился сдержать данное слово и еще раз с нею повидаться. Он вступил в гостиницу, не замеченный швейцаром, поднялся по лестнице, никого не встречая,- и, не постучав в дверь, машинально толкнул ее и вошел в комнату. В комнате, на том же кресле, в том же платье, в том же точно положении, как три часа тому назад, сидела Ирина...
Видно было, что она не тронулась с места, не шевельнулась все это время. Она медленно приподняла голову и, увидав Литвинова, вся вздрогнула и ухватилась за ручку кресла.
"Вы меня испугали",- прошептала она.
Литвинов глядел на нее с безмолвным изумлением. Выражение ее лица, угасших глаз - поразило его. Ирина улыбнулась насильственно и поправила развившиеся волосы.
- Это ничего... я, право, не знаю... я, кажется, заснула тут.
- Извините меня, Ирина Павловна,- начал Литвинов, - я вошел без доклада... Я хотел исполнить то, что вам было угодно от меня потребовать. Так как я сегодня уезжаю...
- Сегодня? Но вы, кажется, сказали мне, что вы хотели сперва написать письмо...
Я послал телеграмму.
- А! вы нашли нужным поспешить. И когда вы уезжаете ? В котором часу то есть?
- В семь часов вечера.
- А! в семь часов! И вы пришли проститься?
- Да, Ирина Павловна, проститься.
Ирина помолчала.
- Я должна благодарить вас, Григорий Михайлыч; вам, вероятно, нелегко было сюда прийти.
- Да, Ирина Павловна, очень нелегко.
- Жить вообще нелегко, Григорий Михайлыч; как вы полагаете?
- Как кому, Ирина Павловна.
Ирина опять помолчала, словно задумалась.
- Вы мне доказали вашу дружбу тем, что пришли,- промолвила она наконец.Благодарю вас. И вообще я одобряю ваше намерение как можно поскорее все покончить ... потому что всякое замедление... потому что... потому что я, та самая я, которую вы упрекали в кокетстве, называли комедианткой - так, кажется, вы меня называли?..
Ирина быстро встала и, пересев на другое кресло, приникла и прижалась лицом и руками к краю стола...
- Потому что я люблю вас...- прошептала она сквозь стиснутые пальцы.
Литвинов пошатнулся, словно кто его в грудь ударил .
Ирина тоскливо повернула голову прочь от него, как бы желая в свою очередь спрятать от него свое лицо, и положила ее на стол.
- Да, я вас люблю... я люблю вас... и вы это знаете.
- Я? я это знаю? - проговорил наконец Литвинов .- Я?
- Ну, а теперь вы видите,- продолжала Ирина,- что вам, точно, надо уехать, что медлить нельзя... и вам и мне нельзя медлить. Это опасно, это страшно... Прощайте ! - прибавила она, порывисто вставая с кресла,- прощайте.
Она сделала несколько шагов в направлении двери кабинета и, занеся руку за спину, торопливо повела ею по воздуху, как бы желая встретить и пожать руку Литвинова;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58