Кто таков? - строго спросил он Устина, нависнув над ним, маленьким и съежившимся, словно накренившаяся башня вавилонская.
– Петров Устин… при Всехсвятском храме… - всхлипывая, отвечал Устин и, неловко дернувшись, встал перед графом на колени.
– Устин Петров? Тот самый? - Орлов повернулся к Архарову. - Ну, услужил! В чумном городе в одиночку убийцу выследил! Быть тебе полковником!
В глазах графа было истинное восхищение.
– И как тебе только удалось? - спросил он, но ответа, видать, не ждал. - Велик Господь! Не оставил убийство нераскрытым! Теперь следует допросить этого…
Орлов с высоты своего нешуточного роста посмотрел на маленького кругленького Устина. И тот тоже глядел на него, задрав жалкую бородку, - то ли с надеждой, то ли совсем ошалев от своей беды и страстного признания в смертном грехе.
– Я сам допрошу, - хмуро сказал Архаров. Очень ему не нравился бессмысленный взгляд Устина.
– И доложишь.
– Доложу, ваше сиятельство.
– Придется его пока подержать у Еропкина. Найдем там какой-либо чулан, - деловито распорядился граф. - И, как возвращаться в Петербург, я его с собой заберу. Там пусть судят.
Он невольно улыбнулся - ему очень хотелось явиться пред государынины очи победителем чумы, да еще с изловленным убийцей митрополита в обозе.
Архаров же смотрел на лицо Устина - и при слове «судят» увидел испуг.
Что-то с этим испугом было не так…
– Полезай, - велел граф Устину, показывая на подкатившую карету. - Натворил бед - держи теперь ответ. Садись с ним, Архаров. И береги мне этого убийцу пуще глаза!
– Он не убийца, - вдруг произнес Архаров.
– Как это вдруг - не убийца? Ты с хрена, что ли, сорвался?
– Не убийца, ваше сиятельство, - повторил Архаров.
– Ты же сам его выследил! Что ты мне тут вракаешь! - граф наклонился над Устином, глядя глаза в глаза: - Ты! Ты убил владыку Амвросия? Ты?
– Я убил, - отвечал Устин.
– Ну так какого тебе еще рожна, Архаров, надобно? Сам признался! Не под кнутом! Потом допросишь - он тебе и сообщников выдаст!
Не желая более рассуждать о вещах очевидных, граф развернулся и пошел обратно в храм - дослушивать отпевание.
– Дурак, - сказал Архаров Устину. - Кого выгораживаешь? Некого выгораживать-то…
– Я во всем виновен.
Архаров невольно усмехнулся - не ложь, нет, но и не правда.
– Вот так-то лучше. Во всем виновен - может, и так. А митрополита не убивал. Другие убивали.
– А ты почем знаешь, Архаров? - спросил очень удивленный поворотом дела Бахметов.
– По роже вижу.
И Архаров, глядя мимо коленопреклоненного Устина, тяжко задумался.
– Тащи его скорей в карету, - посоветовал Бахметов. - Там с ним и разбирайся.
– Твоя правда. Подымайся, Устин Петров. Пошли.
В еропкинской карете, предоставленной графу на время его московских дел, было довольно простора, чтобы удобно сесть шестерым. Архаров устроился по-царски, на заднем сидении, Устин же и в карете встал на колени. Сейчас, несколько придя в себя после шумного и всенародного покаяния, он вытер глаза и нос, тихо бормотал молитвы. Архаров прислушался - и узнал то правило, которое богобоязненный человек вычитывает вечером накануне исповеди и причастия.
– Ну, докладывай, дурак, как ты владыку убивал, - вдруг потребовал он.
– Убил по злобе души, - отвечал Устин. - И по сатанинскому наущению.
– Это понятно. А чем ты его убивал? Что у тебя в руках было? Палка?
– Палка, - тут же согласился Устин.
Вранье было таково, как если бы поперек Устинова лица нарисовались буквы «врет».
– Прелестно. Ты подошел к владыке и ударил его палкой так, чтобы сразу насмерть? Как тебе сие удалось?
Устин задумался.
– Я ткнул его, попал в лицо.
– Да, в щеку. Потом что было?
– Владыка упал.
– И его затоптали?
– Затоптали.
– И ты топтал?
– И я топтал.
Устин, очевидно, был готов соглашаться со всем, что было сейчас не в его пользу. А Архаров смотрел в его лицо и видел - сейчас Устин как будто учится спокойно отвечать на неизбежные вопросы. Спроси его, не стрелял ли он в митрополита, - статочно, ответит ровным голосом «стрелял».
– Врешь, - преспокойно заявил Архаров. - Врешь и не краснеешь. А коли я тебя спрошу - для чего ты его убил? Чем он тебе не угодил? Что ответишь, дурень?
– Он Богородицу обокрал.
– Подумай своей дурьей башкой - возможно ли обокрасть Богородицу, которая на небе? Может, он кого иного обокрал?
– Нет, Богородицу, - тупо повторил Устин.
– Врешь. Тут дело нечисто.
В дверцу кареты постучали. Архаров выглянул и увидел Левушку. Тот, невзирая на печальное событие, вовсю улыбался.
Архаров приоткрыл дверцу.
– Жениаль! - сказал ему Левушка. - Еропкин за твое здравие свечку ставит, Волков надулся, как индейский петух! Воображает, как граф про это про все государыне расскажет - как по его приказу ловко убийцу схватили! Этак его сиятельство и впрямь себе фавор вернет.
– Молчи, Тучков, - приказал Архаров. - Не убивал он, а на себя наговаривает.
Левушка удивился, но спорить не стал. Коли Архаров вдруг так заговорил, видать - неспроста.
Оставив дверцу полуприкрытой, Архаров так, чтобы слышал Левушка, обратился к Устину:
– А рубль ты куда девал?
– Какой рубль? - и лицо, и голос Устина ожили, вот теперь в них показалась настоящая тревога.
– Тот, что я тебе на пороге оставил. В конфектной бумажке.
– Не было рубля…
– Врешь.
– Не знаю, где тот рубль…
– А, может, кто-то другой забрался на двор и унес бумажку с рублем? - предположил Левушка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118