Напротив, если суд смягчит свой приговор относительно меня, я приму это, как оскорбление... Об остальных - ничего.
- Вот тебе и Ваничка Окладский, - сказал Дворник. - Мы привыкли: Ваничка, Ваничка. Сделай то, принеси это... А он - герой.
- Ваничка человек общественный, - сказал Андрей. - Как мир, так и он. Видит, что стоят насмерть, не гнутся, ну и он - чтоб не отстать.
Николай Васильевич бумажку передал Дворнику, а другую, со шпилькой, положил обратно в карман.
- Говорят, будет пять виселиц.
- Все тот же репортер?
- Да, он близок ко второму судье, полковнику Бабсту, чуть ли не родственник.
Затем Николай Васильевич назвал несколько шпионских фамилий и перешел к главному: он добыл, наконец, известный "Обзор социально-революционного движения в России", сделанный по заказу бывшего Третьего отделения и изданный секретно в небольшом количестве экземпляров. Долго Николай Васильевич раздобывал этот плод полицейского исследования, и вот - удалось. Сочинение примечательное. С помощью статистики автор, некто Мальшинский, опровергает многие предрассудки: о том, что революционеры в большинстве мальчишки, интеллигенты, инородцы и что вообще вся крамола вывезена из-за границы. Все это разбивается цифрами. Большинство преступников дает Ярославская губерния, затем Петербургская, Курская и так далее. Православные составляют громадное большинство, католики только двенадцать процентов, а процент евреев совпадает с процентом еврейского населения: четыре процента. И много другого, занимательного. Обзор надо, конечно, печатать в четвертом номере "Народной воли", который сейчас готовится, но тут загвоздка: как быть с автором? Ведь это тот самый Мальшинский...
- Тот самый, непременно,- кивал Николай Васильевич.- О ком весною предупреждал вас, Петр Иванович.
Клеточников, умница, золотой человек, еще в марте сообщил: в Европу посылают агента, будет издавать в Женеве якобы революционную, а на самом деле провокаторскую газетку "Вольное слово". Послали предупреждения Лаврову и Драгоманову, Лавров внял, а Драгоманов заносчиво отозвался: мол, признает за собой право действовать по собственному усмотрению. Андрей тогда сильно разъярился: это было в конце лета, уже после того как женевский "батька" отказался быть представителем партии. Ладно, не хочешь связывать себя с террористами, но не связывайся, черт побрал, с полицией! Вопрос таков: публикуя "Обзор" в "Народной воле", следует ли прямо назвать Мальшинского полицейским шпионом?
Сей ребус надлежало решать вместе с Тихомировым, Кибальчичем, Аней Корба. Андрей полагал, что называть шпионом не следует. На Драгоманова это уже не подействует, он мужчина упрямый и, как видно, страсть как хочет заполучить свой орган, а читателям "Народной воли" такое примечание не впрок: сразу возникнет недоверие к "Обзору". Ну ладно, будет решено редакцией. За "Обзор" спасибо великое. Что еще? Да, собственно, более ничего. Анекдоты. В департаменте несколько дней бушевала паника: из Саратова пришла телеграмма, что по агентурным сведениям на царя готовится покушение служащими Севастопольской дороги, руководитель Иван Какаин. Что за Иван Какаин? Явилось уточнение: Ванька Каин. Начался такой шурум-бурум, не приведи господь: всех Ванек Каинов повытаскивали из ночлежек. Откуда пошел слух? От кого? Человек тридцать похватали. Занимался всей этой ахинеей полковник Гусев. А вчерашним днем отправлена телеграмма в Ливадию - Николай Васильевич сам видел - о том, что получено сведение, будто злоумышленники во время обратного путешествия государя из Ливадии намерены пустить в Черном море миноноску, которая будет лавировать там в виде красивой лодки. Об этом сообщено Управлению морского министерства. Подписал сам барон Велио, директор департамента полиции. Ну не потеха ли?
Потеха, потеха. Три человека, сидевшие в тайной комнатке над трактиром "Плевна", знали, что потеха затеяна ими - страх, ожидание, фантастические планы, паника сотен людей, обязанных паниковать по службе, - и они могли бы смеяться, как смеются, сознавая свое могущество.
Но были мрачны. Ничто не веселило их.
Николай Васильевич рассказывал, кривя маленький рот в улыбке, а глаза под стеклами очков были темны, печальны. Завтра в девять объявят приговор. Андрей заторопился: должен в одиннадцать встретить Соню на Вознесенском, так договорились. Куда в следующий раз Николаю Васильевичу прийти? Нужно подыскивать квартиру. Милая Наталья Николаевна, которая так полюбилась Николаю Васильевичу, кажется, окончательно сдалась. Тяжелейшее нервное напряжение: сидеть взаперти, никого не принимать, ни с кем не встречаться. А как было у нее чудесно: чай с домашним печеньем, булочки ароматные...
Голос Николая Васильевича слегка дрожал. Страннейший человек! Скрытность как бы его природа. Ведь не печеньем же Наталья Николаевна привлекала, не из-за булочек печаль. А прикрывается всегда чем похуже: пустяками, булочками, интересом каким-нибудь мелкотравчатым. Еще скажет, что и в Третье отделение из-за денег пошел.
- Квартиру подберем, все наладится, - сказал Дворник. - Вы не огорчайтесь, Николай Васильевич.
- Да я, собственно, не так уж, Петр Иванович, огорчен. Попросту сказать, привык... И поговорить иногда...
- Найдем еще лучше квартиру, - сказал Андрей, - тоже чай будете пить, разговаривать. Все в наших силах.
- А к Наталье Николаевне... никогда уж?
- Никогда. Наталья Николаевна больна.
Пришла весть: Квятковского, Ширяева, Преснякова, Тихонова и Окладского - к виселице. Остальных к каторге разных сроков в рудниках, Зунделевича к бессрочной. И как узнали об этом страшном, жесточайшем, так решили сразу:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154