В Челябинске на толкучке купила Светланочке пуховый капор и варежки - Васе.
Дома в столовой под кремовым абажуром дети играли с мамашей и Федей в домино. В центре стола стояла ваза с персиками.
- А нам папа персиков прислал! - крикнула Светлана.
- И лимонов, - добавил Вася.
Утром в Академии Руфина отвела ее в сторону:
- Его вчера исключили из партии. Политбюро подтвердило решение президиума Це-ка-ка. Сделай что-нибудь.
Она даже не стала спрашивать, о ком идет речь: замершим сердцем поняла - о Мартемьяне Никитиче.
- Что же я могу сделать?
- Понимаешь, он же провокатор такой же, как был подослан к Бухарину помнишь, комсомолец Платонов.
- Кто провокатор?
- Да Немов этот, который написал заявление, поговори, это же абсурд партизана, участника Гражданской, кандидата в члены ЦК - из партии. Но мужа своего не проси, ему важно лишить Бухарина опоры в московской организации, тут сюжет продуман, попроси кого-нибудь другого... из ГПУ.
- Хорошо, я попробую
Лекцию записывала, не вникая в смысл, потому что странно сжималось сердце, будто летела на качелях вниз или падала в черную бездонную пропасть.
Но она знала, что качели эти раскачала и к краю пропасти подошла не сама. Ее снова втянули обстоятельства, чужая воля и тот темный зов еды, который всегда ощущала в своей крови.
Иосиф приехал помолодевший, вместо старых прокуренных, гниловатых зубов сияли белизной на загорелом лице новые коронки.
И в первый же день - скандал. Она сидела в кабинете, разбирала его бумаги, когда позвонил Бухарин. Иосиф отвечал односложно и вдруг, не попрощавшись, положил трубку.
- Хер моржовый! Я, оказывается, - "проповедник террора". Ишь ты! Ха! Мразь, тряпка! Его надо добить.
- Тебе не кажется, что всех, кто не пресмыкается перед тобой, как Пятаков, например, по твоему мнению надо добить?
- А что это ты его жалеешь? Спала, наверное, с ним. Ну ладно, ладно шутка. Ты что не понимаешь, что у них смычка с Углановым, мечтают о дворцовом перевороте. Не вздумай звонить об этом разговоре. Он уже полные штаны насрал. Увидишь, будет каяться. Будет, будет... а я натравлю других на него, чтоб вскрыли его двурушничество. А потом выступлю в защиту. Вот так, Татка!
- Значит, все теперь зависит только от тебя?
- Правильно мыслите, товарищ, - он был в благодушном настроении, избегал ссоры, а ее что-то толкало изнутри.
- Может, ты хочешь, чтоб тебя короновали?
- А меня короновали на XVI съезде. Ты теперь - царица. Выбирай любой дворец. Здесь нам уже тесно. Давай переедем в Потешный.
- Потешный? Как раз, чтоб потешались. Зачем обязательно дворец? Люди вокруг плохо живут. Рабочие Челябинска, мои товарищи в Академии, они...
- Плевал я на твоих товарищей, - он действительно плюнул на пол. - Вот так я плевал. Опять тебя на уравниловку потянуло.
Надежда подумала, что зря разозлила его. Надо было использовать хорошее настроение и поговорить о Рютине. Теперь уж нельзя. Но именно потому, что понимала что нельзя, не вовремя спросила.
- А что с Мартемьяном Никитичем?
- Пиздец твоему Мартемьяну Никитичу. Политбюро исключение подтвердило, пускай им теперь ОГПУ занимается. А что это ты так озабочена его судьбой. Понравился? Вроде Кирова, маленький, но вот с таким шлангом, - он сделал неприличный жест. - Да? На твой вопрос отвечаю - получит то, что заслужил. Ну что у вас там в Академии, что говорят, какое еще бузотерство придумали?
- Какой смысл разговаривать, если ты все время материшься.
- Хорошо. Не надо. Ты настроена противоречить. Давай о другом. Сетанка становится очень забавной и умной. Чего не скажешь о Васе.
- Вася хороший мальчик. У него новая привязанность - лошади. Он с ними замечательно умеет обращаться. У вас со Светланой новая игра?
- Ей нравится.
- Лелька это плохая девочка?
- Мы ее прогоняем.
- По-моему это неправильно. Ребенок начинает чувствовать что-то вроде раздвоения личности: она и хорошая Сетанка и плохая Лелька.
- Это ты на курорте своем набралась умных слов: "раздвоение личности"?
- Просто при имени Лелька я представляю мужланистую Трещалину, становится неприятно.
- Что ты имеешь против Трещалиной?
- Ничего не имею. А что я могу иметь общего с полковой дамой.
Он подошел к ней, взял за подбородок, крепко сжал:
- Ты только с виду такая постная, такая правильная, на самом деле ты дрянь! - оттолкнул ее лицо. - Дрянь , а я по тебе дурак скучал! Мы же так хорошо сидели, убирайся вон!
В Академии Руфина смотрела вопросительно. Она молчала. В один из дней поехали в общежитие готовиться по бригадному методу. Руфина запаздывала, что было странно и не кстати. От их бригады именно она должна была сдавать зачет по математике. Правда, кто-то пошутил, что правильнее было бы послать Надежду: новый преподаватель Иванцов явно к ней неравнодушен. Краснеет, запинается, роняет мел, все из-за нее, замечено давно.
Надежду томило тяжелое предчувствие. И день был плохой - тринадцатое, и месяц - ноябрь, с короткими днями, ожиданием зимы, голыми деревьями всегда был для нее худшим временем года. Вернулись головные боли, не такие сильные как прежде, но неожиданные, застигающие врасплох. Она все время мерзла, болел низ живота, временами тошнило. Нужно было идти к гинекологу, но откладывала со дня на день, а чтобы заглушить боль и тоску, снова стала носить в сумочке китайскую коробочку с кофеином.
Руфина, наконец, пришла. На голубоватом лице с покрасневшим от холода носом, проступили веснушки, сделав кожу похожей на перепелиное яйцо. Кто-то побежал ставить чайник, кто-то курить на улицу, и когда Руфина направилась к ней, она уже знала:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95