В одном дворе он увидел высокий, темный памятник. «Кому это?» — вяло, точно в дремоте, подумал Вадим и подошел. Он узнал большелобое угрюмое лицо Достоевского. Ах да! Ведь Достоевский родился и жил в этом больничном доме. Здесь где-то и музей его. Больница, приемный покой, памятник больному русскому писателю… Все это похоже на сон.
Но только похоже. Никакого сна нет.
Сейчас морозный вечер двенадцатого января. А четырнадцатого января он должен сдавать экзамен по политэкономии. Толстая пачка тетрадей распирает его карман, он чувствует ее рукой. Руки его мерзнут, и он сует их все глубже в карманы пальто. Нет, это не сон. Ведь спать, видеть сны — это счастье! Многие люди, наверное, сейчас видят сны…
Вадим очутился на яркой, широкой улице. Прямо перед ним мигал розовый светофор. Бежали троллейбусы, переполненные людьми и светом. Люди выходили из магазинов и спешили занять очередь у газетного киоска на углу. Женщина-киоскер раздавала газеты и монотонно приговаривала:
— Вам «Радиопрограмму»… Вам «Вечерку»… «Вечерку»… «Радиопрограмму»…
Руки ее неуловимо мелькали, как у циркового иллюзиониста. Вадим встал в очередь, но, простояв несколько минут, отошел. Через десять шагов он вспомнил, что не получил газеты, но продолжал идти от киоска прочь…
Вдруг его кто-то окликнул сзади:
— Вадим! А Вадим Петрович! Товарищ Белов! — Голос был женский, веселый.
Он оглянулся. Его догоняла быстрым семенящим шагом Ирина Викторовна и издали махала рукой.
— Несется как паровоз! Я за ним, я за ним — куда там!.. Куда бежишь-то?
— Я из больницы.
— Что? С мамой? — спросила она испуганно, мгновенно изменившись в лице.
— Да. Ее только что увезли, — сказал Вадим, отчужденно глядя на женщину. — Подозревают рак легкого.
— Батюшки! — шепотом сказала Ирина Викторовна, всплеснув руками и прижав их к груди. — Будут делать операцию?
— Наверное. Я не знаю.
— Куда ты идешь?
— Куда? — Он задумался, потирая ладонью лоб. — Куда-то я шел…
— Тогда идем к нам! Идем!
Он подумал и согласился. Пустая домашняя комната пугала его. Уж лучше пойти к Сергею, чем оставаться целый вечер в пустой комнате. Из-за чего-то он повздорил с Сергеем? Да, было. Как все это далеко теперь и ненужно!
— Мне надо заниматься, — сказал Вадим. — У меня четырнадцатого экзамен…
Сергей, казалось, забыл о ссоре. Он образованно встретил Вадима, а узнав о случившемся, помрачнел и долго озабоченно расспрашивал о течении болезни, предположениях врачей, больнице и тому подобном. Одним словом, выразил то искреннее сочувствие, которому люди, ошеломленные большим горем, всегда безраздельно верят.
— Оставайся у нас ночевать, — предложил Сергей. — Куда ты пойдешь?
— Конечно, конечно! — подхватила Ирина Викторовна. — Оставайся, Вадик. Поужинаем все вместе, потом позанимаетесь. Помните, как в детстве, вы всегда вместе уроки готовили. Да, кстати! Ведь Веру Фаддеевну положили в ту клинику, где Валя работает. Ты знаешь об этом, Сережа?
— Только Валентина в отделении патанатомии.
— Не важно, она там свой человек. Надо, чтобы она последила за ней. Я ей завтра позвоню.
— Не надо! — нахмурившись, сказал Сергей и пробормотал: — Я сам ей позвоню… тебе незачем…
— Хорошо. Только надо это сделать, Сережа.
После ужина Сергей сказал, что ему необходимо уйти по делу, он скоро вернется. Сорок минут, не больше. Пусть Вадик занимается пока один, потом они будут продолжать вместе. Здесь есть все первоисточники и конспекты, все, что нужно. Удобнее, чем в любой библиотеке.
Вадим остался один в комнате Палавина. Он сел за стол, вынул свои тетради и прочел все ту же фразу: «Стоимость товара холст выражается поэтому в теле товара сюртук…» И дальше он снова перестал что-либо понимать. Он снова был один, и мысли о маме, вернее, одна мысль о маме вновь целиком овладела им, вытеснив все остальные. Смотреть в конспект, блуждать глазами по строчкам и думать совсем о другом — какое нелепое, мучительное занятие!
Он принялся рассматривать убранство палавинского стола. Сбоку кипа исписанных листов бумаги, с головками и завитушками на полях. Фотография незнакомой красивой девушки на чернильнице. Отрывной календарь, весь исчерканный заметками. «Понедельник, — читал Вадим, — позвонить Козельскому… Среда — консультация. Портной. Обязательно достать конский волос…» Такой же календарь лежал на столе у мамы. Последняя запись там была от десятого декабря. Последняя… Что-то насчет муки к новогоднему пирогу.
В дверь тихо постучали.
— Можно?
Вошел маленький Саша и остановился у порога.
— Можно, вы мне решите задачу по арифметике? — спросил он робко.
— Можно, — сказал Вадим, — покажи.
— Сейчас! — Саша убежал и через минуту вернулся с тетрадью и задачником.
Пока Вадим решал задачу и попутно объяснял ее, Саша сидел верхом на стуле и, упираясь в него руками, неутомимо подпрыгивал. На все вопросы он с готовностью отвечал: «Да, понятно», — и продолжал подпрыгивать.
— Вы хорошо объясняете, — сказал он, когда задача была решена. — А Сережа всегда кричит на меня и говорит, что я бестолочь.
Саша ушел, и Вадим снова остался один. Через стену донесся до него строгий голос Ирины Викторовны:
— Сашуня, не приставай к Вадиму! Вадим занимается.
И тоненький голос Саши ответил:
— А я уже все решил.
Вадим ходил из угла в угол по комнате, рассматривая чужие книги, чужие вещи на полках, потом лег на диван и снова попробовал читать конспект. Но и лежа у него получалось не лучше. Тогда он отложил тетрадь и закрыл глаза.
Прошло два часа, а Сергей не возвращался. В квартире, очевидно, все заснули и выключили радио.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137