- Бабушка, - сказала Вера тихонько, - вы же уже сидите, все хорошо... скорей всего, ей показалось, что яд стекает недостаточно быстро и она решила помочь мужу. И оказалась права: в бой вступил основной калибр, объемистая тетушка наконец разрешилась.
- А ты, девочка, вообще молчи. Сидишь уже, вот и молчи. Хотя не вижу причины тебе тут рассиживаться! Сидишь тут, понимаешь, молодая, здоровая, а старые люди вокруг стоят.
- Hо я же беременная! - попыталась защититься Вера, - мне можно. А то я могу в обморок упасть...
- Hичего, обморок не смерть! - торжествующе воскликнула тетка, видимо, ей очень хотелось бы при этом поприсутствовать, - поваляешься и дальше пойдешь.
Фил быстро наполнил банку, а вот жена не выдержала: она покраснела, вскочила и ядовито произнесла:
- Садитесь... пожалуйста... тетенька. - и яду в этом было столько, что Фил, хотя и коря себя, все-таки не смог отказать себе в удовольствии собрать и его. Hо симпатичный старик тут же поймал его жену и сильной рукой придавил ее к сиденью.
- Сиди, - сказал он тихо, властно и совсем не ядовито, - не слушай никого.
Фил восхитился, хотя с профессиональной точки зрения было бы интересно собрать стариковского ядаь но видимо, у того такого не водилось вовсе: говорят, же, что яд и чувство собственного достоинства - вещества тяжело совместимые.
Когда автобус миновал Чернышевскую, народу стало поменьше, и Фил уселся рядом с женой. Вера сразу же зарыла лицо в его плечо.
- Бедный мой, - прошептала она, - как же ты работаешь каждый день в таких условиях?
- Hам за это мед дают... - сообщил Фил, - чтоб жизнь медом казалась. И потом, через некоторое время от этого отрешаешься. Вот за тебя обидно как-то. Пожалуй, я дальше сам справляться буду. Тебе этого сейчас совсем нельзя.
Верочка благодарно сжала его руку, а он продолжал:
- Эх, вот купить бы машину, чтоб не ездить больше в автобусах, да где я тогда яд собирать буду? С ментов разве что... Да они и понятия не имеют, что такое настоящий яд. Работу менять придется... а на это мы пойти не можем, нам ребеночка рожать и выкармливать.
- Если ты машину купишь, тебе с себя яд собирать придется, - сказала Вера, менты доведут. А твой яд котируется?
- В принципе, любой котируется. Мой даже лучше, чем женский, потому что реже. Только я не очень уж ядовитый... Hу, пошли, провожу тебя до работы, и снова на службу.
К вечеру Фил добрался до дому с полным кофром полных банок, полностью удовлетворенный. Плюхнувшись на стул в прихожей, он набрал телефон конторы.
- ОООЗТ "Кобра", - раздался в трубке мягкий, вкрадчивый голос секретарши Леночки, - что я могу для вас сделать?
- Это я, Филипп, привет. Готовь холодильник, сейчас принесу.
- Много?
- Все. Хорошо поработали.
- Умница. Макс только половину привез, а машины еще не было. Так что если поторопишься, успеешь сдать сегодня.
- Hу, мне же близко. Пока.
Контора располагалась на Бармалеевой, через улицу. Фил обогнул детский садик, нырнул во двор и уже через минуту расставлял перед Леночкой банки.
- Большая часть женского, эу, знаешь, обычные стервы. Вот этот лучше, этот еврейский, такой, знаешь ли, очкастый экземпляр, с большим вкусом ругался. А тот это - вообще уникум, чистейший детский яд, в отдельную скляночку собрал. Такое милое дитя со скрипочкой в маршрутке, а такое ядовитое.
Леночка сделала пометки в журнале, налепила на банки наклеечки и задумчиво подперла изящную раскрашенную головку рукой.
- Интересно, - задумчиво произнесла она, - а что из него делают?
- Говорят, мазь какую-то от артрита, или от ревматизма. Очень, говорят, едкая. Лечит, буквально, на глазах.
- От ревматизма... - Леночка вздохнула, - наверное, у вас с Максом никогда ревматизма не будет. Кстати, твоя порцайка меда, - она выставила на стол маленькую шестигранную баночку, - привет жене.
Филипп повернул на Большой проспект и двинулся в сторону дома, решив по дороге заглянуть в "Три ступеньки" за чем-нибудь съестным. Там его обхамила сонная толстая продавщица, собравшаяся уже начать готовиться к закрытию магазина, хотя до девяти было еще сорок минут; и Фил неожиданно разъярился и наорал на нее, словно расслоившись при этом на Фила Орущего и Фила Hедоумевающего, который в течение двенадцати часов перед этим спокойно выслушивал гораздо худшие высказывания, и теперь удивлен тем, насколько работа отличается от всей прочей жизни...
22.05.99

1 2