Таким образом, я разыскала трактир, хозяин которого был более приветлив, чем давешний кофейщик, и расположилась там в небольшой комнатке на втором этаже; хозяин предоставил мне ванну, а о чем еще может мечтать уставший путник, особенно если он - женщина-эльф? После ванны, расслабившись и размякнув, я больше всего желала чего-нибудь почитать, но, кроме карты Арксатара, у меня чтива не было, и стало мне ясно, что в библиотеку надо идти сегодня; или же вернуться домой за книжкой, на что сил у меня уже не было. Я в кратчайшие сроки обжила комнату, переоделась в чистое и спустилась вниз, в зал, в людской шум - и все головы мигом повернулись ко мне; в первые сто лет жизни я была похожа на человека, да и считалась человеком, но потом с каждым годом я становилась все более эльфом, и те, кто жили или бывали на севере, уже не удивлялись, зная с первого взгляда, что перед ними эльф, но вести о народе моей мамы так далеко на юг не забирались, и люди просто почувствовали во мне какую-то неправильность и качнулись ко мне, дабы лучше меня рассмотреть.
Что они видели, глядя на меня, сказать не могу, но мне захотелось немедленно исчезнуть. Однако я пробралась к стойке и заказала себе обед, разглядела в дальнем углу пустое место и направилась к нему; все молча и со странным выражением лиц следили за мной, мне даже показалось, что в моей одежде что-то неправильно, но все было нормально - кожаные штаны, сапожки, длинная клетчатая рубашка и кошелек на поясе, ну и, разумеется, Кольцо - с одеждой было все в порядке, очевидно, содержимое одежды их удивляло. Я сообразила, что все в таверне были мужчинами - и хозяин, и слуги, и постояльцы, только тот, кто принес мне мой обед, оказался мальчиком лет тринадцати; я, кажется, была здесь некстати; впрочем, хозяин меня ни о чем таком не предупредил, и я успокоилась; а тут и мальчик с обедом подоспел, и я стала смотреть на него. Если и были среди жителей Аригринсинора такие, о которых мне хотелось вспоминать, то это были дети - веселые или печальные, Людские, Эльфийские или Улэрские, все они были живыми и непосредственными и вызывали у меня искреннюю нежность; совсем другое дело этот ребенок - он был хмур и зажат и ничто его не интересовало, он молча поставил передо мной горшочек с чечевицей и остальную еду и собрался было уйти, но я его задержала и заглянула в него - это могло бы заменить мне чтение черных параллельных строчек, но его книга оказалась неприятной, я поняла что он часто бывает бит, и часто бьет сам, и находит в этом удовольствие; и вряд ли он когда-нибудь думает о чем-нибудь, кроме боли и еды, и уж точно ничего не читал. а самом дне его я почувствовала зажатую холодную пружину и что там еще, дальше, - ничего было не видно, и я отпустила его; что я могла с ним сделать без его согласия - только оставить все как есть, а спрашивать согласия я не решилась - он бы все равно не понял. Я только что закончила Островную Школу, и меня еще очень интересовала практика во всех предметах, тем более, что на меня возлагались большие надежды; я действительно в потенциале могла научиться гораздо большему, чем меня могли научить, если бы не ленилась и не отвлекалась; но, когда меня отправляли в Дипломное Путешествие, Учитель Сарендр сообщил мне, что я не достигла и десятой доли своих возможностей.
- Ты будешь расти всю свою жизнь, - сказал он мне, - к счастью, она у тебя может быть бесконечной, и все же постарайся развиваться побыстрее, чтобы стать чем-то до того, как тебя настигнет случайная стрела.
- Почему именно стрела? - спросила тогда я.
- Я вижу впереди и такой вариант, но есть и другие, - сказал он и ничего больше не добавил.
Я погрузилась в воспоминания и задумчиво съела обед, а через некоторое время обнаружила, что надо мной возвышается хозяин с растерянным видом, пытающийся изобразить на лице угрожающее выражение.
- Что случилось? - спросила я.
Он, кажется, не знал, как начать, и все же начал:
- Что ты с ним сделала? С моим сыном, - прорычал он и, оторвав одну руку от пояса, со скрипом почесал бороду, - сам не свой пришел...
- Что такое? - я встревожилась: неужели я все-таки что-то натворила? Куда мне с моими-то способностями в терапевты - сидеть бы на холме и помалкивать в тряпочку... Я уже вскочила бежать смотреть, что там с ним, но спросила:
- Он говорит что-нибудь?
- Да нет... похоже, что он... думает!
Я села и улыбнулась. Вот так постановка вопроса! Я вспомнила папин рассказ: около моих трех лет к нам зимой зашли двое путников-людей; мужчина и женщина, они шли из Арганота в Эльтанор с каким-то товаром, оба в возрасте, женщина расспрашивала папу, как он справляется со мной без матери, а потом, посмотрев на меня повнимательнее, тихо спросила: "А она у вас вообще нормальная? Смотрит все время в одну точку". "Она смотрит в маленькое окно там, внизу; как падает снег" - пояснил папа. "И все?" спросила женщина. " И думает". "Отдайте ее нам, - заявила женщина твердо, вы ее не тому учите. Ребенок не должен еще думать в этом возрасте, ему бегать и играть положено". "Да вы что? - пролепетал папа, - вы это всерьез?" "А то как же, - отвечала гостья, - вы человек не от мира сего, а ребенку нужна нормальная мать". Они, наверное, и сами не заметили, как оказались снаружи, в снегу, и больше их уже в дом не пустили, папа и говорить им ничего не стал. Я тогда этого не заметила, да и вообще не помню той зимы, но папа Джон говорил, что ему было очень обидно за свою эльфийскую дочурку. Вот и этот ребенок теперь подумал о чем-то, наверное, впервые в жизни... Я сказала:
- Я отлучусь на несколько часов, ночевать вернусь после заката; когда вы закроете на ночь?
- В два после заката, - отвечал хозяин, - только за обед платите сейчас.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22