ТОП авторов и книг ИСКАТЬ КНИГУ В БИБЛИОТЕКЕ
Так в юности моей пахла хорошая медовая чача, и я немедля налил стопочку.
Я считал себя человеком тренированным, в своем российском прошлом, я, бывало, пил неразбавленный лабораторный спирт. Блажен, кто верует… Жидкость немедленно обожгла мне горло и вызвала онемение языка. — Потерял класс, — расстроился я, а затем испугался, так как щеки у меня покраснели, на лбу выступили пятна противного красного цвета, и после этого стало трудно дышать.
— Аллергия, наверное, — пространство начало расплываться перед глазами, потом я вспомнил, что в аптечке лежит присланная мамой из Москвы упаковка димедрола. — Нет, что же я делаю, мешать димедрол со спиртным нельзя — возмутилось мое угасающее сознание. Впрочем, доползти до аптечки я уже все равно не мог, так как руки и ноги мои совершенно меня не слушались. Их как будто и не было, они превратились в гадко-желтого цвета когти, как у заморенных советских куриц. Затем занавески уплыли в сторону, и из них, покачиваясь, показалась плоская голова змеи. Резко запахло стоячей водой и гнилью. Змея посмотрела на меня, сидящего на ветке, как мне показалось, с презрением, и, рассекая чешуйками черную воду, поплыла куда-то в сторону кухни.
На потолке, выпуклые, неправдоподобно зеленые, колыхались листья. Визгливо кричали звери, пробежала, хватаясь за люстру, мелкая обезъянка неизвестной мне породы, и я полетел, поднявшись из тумана. Джунгли в этот рассветный час особенно красивы. Вот и краешек солнца. Вверх!!! Как хорошо быть орлом, расправляющим свои крылья… Смущало меня только то обстоятельство, что время от времени шея моя становилась позолоченной, а из нее наглым образом торчали две пакостные головы, развернутые в разные стороны, примерно как на непривычном людям моего поколения новом, то есть старом российском гербе. От этого раздвоения болела голова, а в глазах все учетверялось. Как бы это назвать, — задумался я на секунду, забыв о величественных джунглях. Стерео? Ну да, стереозрение, это когда два глаза. А у меня, пожалуй что, квадро… Квадрофония какая-то получается. А я в Россию, домой хочу. Я так давно не видел маму… — Я с ненавистью начал царапать когтистой ногой свою грудь, и, потеряв равновесие, свалился сквозь крону деревьев вниз, здорово ободрав при этом спину.
Какая зверюга… А какие у нее глаза… Желтые. Нет, скорее, зеленые. Киска, нет, киска, не ешь меня! Я — хороший! У меня в детстве был кот, я его любил, зараза! Взлетаем! Четыре, три, пуск! Под крылом самолета призывно поет зеленое море…
Какие— то морды, раскрашенные красками, извивающиеся тела…И снова я парил над долиной Амазонки, падая камнем вниз. Пока не проснулся с жуткой головной болью часов около четырех утра.
— Ну и жидкость, — мне было нехорошо, а самое противное, не оставляло ощущение полной реальности происходившего, я даже осторожно потрогал свою шею, с облегчением убедившись, что она не раздваивается. — И все это с одной маленькой рюмки. Жень-Шень, мать вашу, так еще и гербом станешь! — Я решительно взял бутылку, и вылил ее в раковину. — Да я их засужу, — почему-то идея мести овладела мной той ночью. — Где этот чек? — Я судорожно начал шарить по карманам. — Они не имеют права продавать такие жидкости. Или, хотя бы, предупреждать надо. «Первозданная свежесть», маму вашу! А если бы я выпил две рюмки? Дя я бы наверняка помер! — Нет, где же этот чек? — мне стало неспокойно, тревожно, почему-то я был убежден, что стоит найти эту бумажку, как жизнь сразу улучшится.
Скомканный чек, наконец, был найден в мусорном баке, и тут я осознал, что вылив жидкость в раковину, совершил непростительную ошибку. — Как же они сделают химический анализ, — расстроился я, — пойди им теперь докажи что к чему, — и от расстройства тут же уснул.
На следующий день я почувствовал себя лучше, и уже начал забывать об этом досадном эпизоде, но через пару дней мы с Патриком решили сделать вылазку в английский бар.
О Патрике — разговор особый. Он — мой коллега по работе, сидит в соседнем «кубике». Кроме того, он — ирландец и холостяк. Эти два последних обстоятельства роднят нас, двух в меру интеллигентных мужчин в полном расцвете сил, оказавшихся на чужбине. Вообще я заметил, что ирландцы, как и русские, обладают повышенным чувством юмора, некоторой дикостью характера, общей дружелюбностью, а также обожают вечеринки, на которых часто надираются и дебоширят.
Итак, мы с Патриком пошли в бар. Подобные вылазки становились доброй традицией. Начинались они подтруниванием друг над другом, потом рассказами о том, с какими потрясающими девушками в том или ином баре познакомился знакомый его или моих знакомых, а, когда девушек не обнаруживалось, заканчивались умеренным дружеским пьянством. На прошлой неделе, например, я угощал Патрика «Столичной», которую он не оценил. Скривив губы, он иронично прошелся по поводу того, что «Столи» напоминает ему лабораторный спирт, используемый для очистки поверхностей. Я, обидевшись, пытался рассказать ему про 63 спектральных линии, без которых водка не может называться таковой, потом, исчерпав все аргументы, вспомнил, что спирт мы в старые времена тоже пили.
— Дикари! — возмутился Патрик. — На следующей неделе я угощаю тебя настоящим напитком, приготовься!
«Настоящий» напиток оказался выдержанным шотландским виски. Прелести этого зелья, отдававшего сивушными маслами и болезненно напоминавшего мне сельский самогон, я не понимал, но отказаться было неудобно. Патрик сделал вялую попытку познакомиться с двумя дамами среднего возраста и абсолютно шлюховатого вида, но, купив им пару коктейлей, остыл, и мы предались распутной дегустации вязкой, пахнущей дымком жидкости.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30
Я считал себя человеком тренированным, в своем российском прошлом, я, бывало, пил неразбавленный лабораторный спирт. Блажен, кто верует… Жидкость немедленно обожгла мне горло и вызвала онемение языка. — Потерял класс, — расстроился я, а затем испугался, так как щеки у меня покраснели, на лбу выступили пятна противного красного цвета, и после этого стало трудно дышать.
— Аллергия, наверное, — пространство начало расплываться перед глазами, потом я вспомнил, что в аптечке лежит присланная мамой из Москвы упаковка димедрола. — Нет, что же я делаю, мешать димедрол со спиртным нельзя — возмутилось мое угасающее сознание. Впрочем, доползти до аптечки я уже все равно не мог, так как руки и ноги мои совершенно меня не слушались. Их как будто и не было, они превратились в гадко-желтого цвета когти, как у заморенных советских куриц. Затем занавески уплыли в сторону, и из них, покачиваясь, показалась плоская голова змеи. Резко запахло стоячей водой и гнилью. Змея посмотрела на меня, сидящего на ветке, как мне показалось, с презрением, и, рассекая чешуйками черную воду, поплыла куда-то в сторону кухни.
На потолке, выпуклые, неправдоподобно зеленые, колыхались листья. Визгливо кричали звери, пробежала, хватаясь за люстру, мелкая обезъянка неизвестной мне породы, и я полетел, поднявшись из тумана. Джунгли в этот рассветный час особенно красивы. Вот и краешек солнца. Вверх!!! Как хорошо быть орлом, расправляющим свои крылья… Смущало меня только то обстоятельство, что время от времени шея моя становилась позолоченной, а из нее наглым образом торчали две пакостные головы, развернутые в разные стороны, примерно как на непривычном людям моего поколения новом, то есть старом российском гербе. От этого раздвоения болела голова, а в глазах все учетверялось. Как бы это назвать, — задумался я на секунду, забыв о величественных джунглях. Стерео? Ну да, стереозрение, это когда два глаза. А у меня, пожалуй что, квадро… Квадрофония какая-то получается. А я в Россию, домой хочу. Я так давно не видел маму… — Я с ненавистью начал царапать когтистой ногой свою грудь, и, потеряв равновесие, свалился сквозь крону деревьев вниз, здорово ободрав при этом спину.
Какая зверюга… А какие у нее глаза… Желтые. Нет, скорее, зеленые. Киска, нет, киска, не ешь меня! Я — хороший! У меня в детстве был кот, я его любил, зараза! Взлетаем! Четыре, три, пуск! Под крылом самолета призывно поет зеленое море…
Какие— то морды, раскрашенные красками, извивающиеся тела…И снова я парил над долиной Амазонки, падая камнем вниз. Пока не проснулся с жуткой головной болью часов около четырех утра.
— Ну и жидкость, — мне было нехорошо, а самое противное, не оставляло ощущение полной реальности происходившего, я даже осторожно потрогал свою шею, с облегчением убедившись, что она не раздваивается. — И все это с одной маленькой рюмки. Жень-Шень, мать вашу, так еще и гербом станешь! — Я решительно взял бутылку, и вылил ее в раковину. — Да я их засужу, — почему-то идея мести овладела мной той ночью. — Где этот чек? — Я судорожно начал шарить по карманам. — Они не имеют права продавать такие жидкости. Или, хотя бы, предупреждать надо. «Первозданная свежесть», маму вашу! А если бы я выпил две рюмки? Дя я бы наверняка помер! — Нет, где же этот чек? — мне стало неспокойно, тревожно, почему-то я был убежден, что стоит найти эту бумажку, как жизнь сразу улучшится.
Скомканный чек, наконец, был найден в мусорном баке, и тут я осознал, что вылив жидкость в раковину, совершил непростительную ошибку. — Как же они сделают химический анализ, — расстроился я, — пойди им теперь докажи что к чему, — и от расстройства тут же уснул.
На следующий день я почувствовал себя лучше, и уже начал забывать об этом досадном эпизоде, но через пару дней мы с Патриком решили сделать вылазку в английский бар.
О Патрике — разговор особый. Он — мой коллега по работе, сидит в соседнем «кубике». Кроме того, он — ирландец и холостяк. Эти два последних обстоятельства роднят нас, двух в меру интеллигентных мужчин в полном расцвете сил, оказавшихся на чужбине. Вообще я заметил, что ирландцы, как и русские, обладают повышенным чувством юмора, некоторой дикостью характера, общей дружелюбностью, а также обожают вечеринки, на которых часто надираются и дебоширят.
Итак, мы с Патриком пошли в бар. Подобные вылазки становились доброй традицией. Начинались они подтруниванием друг над другом, потом рассказами о том, с какими потрясающими девушками в том или ином баре познакомился знакомый его или моих знакомых, а, когда девушек не обнаруживалось, заканчивались умеренным дружеским пьянством. На прошлой неделе, например, я угощал Патрика «Столичной», которую он не оценил. Скривив губы, он иронично прошелся по поводу того, что «Столи» напоминает ему лабораторный спирт, используемый для очистки поверхностей. Я, обидевшись, пытался рассказать ему про 63 спектральных линии, без которых водка не может называться таковой, потом, исчерпав все аргументы, вспомнил, что спирт мы в старые времена тоже пили.
— Дикари! — возмутился Патрик. — На следующей неделе я угощаю тебя настоящим напитком, приготовься!
«Настоящий» напиток оказался выдержанным шотландским виски. Прелести этого зелья, отдававшего сивушными маслами и болезненно напоминавшего мне сельский самогон, я не понимал, но отказаться было неудобно. Патрик сделал вялую попытку познакомиться с двумя дамами среднего возраста и абсолютно шлюховатого вида, но, купив им пару коктейлей, остыл, и мы предались распутной дегустации вязкой, пахнущей дымком жидкости.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30