— Хмм… — глубокомысленно сказал он. — Я все понимаю. Но фамилия… Фамилия… Никому же не объяснишь. Уж лучше бы он был настоящим евреем, тогда, по крайней мере, не пришлось бы оправдываться.
Ну ладно, чего это я с Когана начал? Вот Андрей Бородин, у него уж точно «только русские в родне». Проповедник системного программирования, высоченный и наголо обритый, вокруг него всегда возникают какие-то безумные ситуации и истории. В Америку Андрей попал нелегально, был уволен за разгильдяйство из по крайней мере десяти компаний, жил во всех известных мне американских штатах, кроме Гавайских островов, разбил четыре автомобиля, отбыл срок в тюрьме за вождение в нетрезвом виде. К тому же, он получил несколько патентов, недавно разбогател, но, по слухам, проиграл все состояние в Лас-Вегасе, проверяя какую-то свою заумную статистическую теорию игры в рулетку.
Справа от него сидит Сахрат Харапов, бывший заведующий лабораторией, доктор, профессор, автор многочисленных монографий, вышедших на всех языках, кроме суахили. С иностранными языками, особенно с английским, у Сахрата взаимоотношения сложные — у него ими природное невладение, поэтому он работает кем угодно, но исключительно в тех компаниях и университетах, в которых разговаривают на великом и могучем. По национальности… Ну да, лицо у него вполне кавказской национальности, а в минуты гнева рука так и тянется к кинжалу. Правда, горец Сахрат, когда выпьет, утверждает, что он на самом деле — тат, или горский еврей.
Ну, конечно, равнинных среди нас тоже немало. Взять, хотя бы нашего профессора. Профессор — это его уважительная кличка, профессоров среди нас несколько, но он — особенный, так как является членом-корреспондентом бывшей Академии Наук. Семен Александрович. Типичный представитель малого, но вредоносного народа. Все ему не сидится, хотя работал простым инженером, вечерами уравнения писал. Его недавно с работы уволили за излишнюю сообразительность, так что он — наш почетный американский безработный.
А вот и Миша Суховертов, органично вписавшийся в нашу компанию бывший шофер дальних перевозок. Попал он в Америку посредством супруги, которая нашла работу в одной из местных компаний. По приезду прославился тем, что привез с собой в чемодане топор, чем привел в ужас американских таможенников. Удивительно, ведь они наверняка не читали Достоевского.
Когда старый год уходит в небытие, каждым из нас овладевает грусть, смешанная с тревогой. С одной стороны, всматриваясь в прошлое, понимаешь, что жизнь не удалась, или удалась, но не так, и в целом, прожита напрасно, с другой — слегка опасаешься того, что готовит год грядущий. Уж не был бы он хуже прошедшего. Компания замолкает, и, отводя друг от друга глаза, погружается в оцепенение.
— А не выпить ли нам, не проводить ли уходящий год? — Миша — бывший шофер проявляет необходимую народную смекалку, и все заметно оживляются.
— Будем здоровы…
— А у меня есть сюрприз. Кто хочет палочку здоровья? — Миша-шофер вытаскивает из кармана пачку настоящего «Беломора».
— Ух ты, елки-палки, а ну давай сюда, — Сахрат нетерпеливо сплющивает папиросу и жадно закуривает. — Ну, спасибо, удружил.
— Мне тоже, если можно, — Андрей Бородин обращается с беломориной любовно, он нежно ее оглаживает, нюхает табак, и только потом затягивается, прикрыв глаза. — Дукатская. Но все-таки, Питерский, фабрики Урицкого, получше.
— Где достал? — Сахрат хватает Мишку-шофера за рукав.
— Достал… Да если бы ты знал, сколько мне этот Беломор крови стоил. Друзья несколько коробок послали, почему-то через Венесуэлу. И вот, представляешь, на таможне вскрыли и обалдели от такой наглости. Ящик из Венесуэлы, и весь набит какими-то странными косяками. Каких только анализов не делали, меня даже в русское консульство вызывали!
— Ты мне рассказываешь, — Сахрат презрительно морщится. — Мне год назад знакомые пару пачек привезли, я сажусь в машину, закурил, и вдруг за мной полицейский на мотоцикле с мигалкой. Руки заломил, наручники надел. Думал, я травку за рулем потягиваю. Целые сутки в полиции просидел, пока разобрались.
— Нет, — начинает смеяться профессор-академик. — Ну все-таки, как же они, эти американцы, медленно учатся. У меня же тоже был аналогичный случай, в конце семидесятых годов. Я тогда дымил как паровоз, и вот, черт его знает, чего кому в голову стукнуло, удалось поехать на международный конгресс в Италию. Доложился, туда-сюда, а организаторы вечером устроили банкет. Столы, вино, закуски, красиво все как в кино, черт бы их побрал. Выпили за процветание науки, закусили, и все буржуи начали дружно дымить.
— Это кто это дымить начал? — Саша Коган тоже взял папиросу в зубы. — Американцы? Брехня! Я в нашем заведении последний курящий. То есть, предпоследний, кроме меня дымит еще один чех, который в грузчиках. А урна — во дворе, напротив кабинета президента. У него окно стеклянное во всю стену, только я выскочу, он на меня уставится через стекло… Или меня уволят скоро, или надо бросать.
— Да тогда все они дымили, — профессор отмахнулся рукой. — Короче, вы же знаете, время тогда было суровое, командировочных только на билеты и хватало. А у меня с собой «Беломор». Ну, закурил я, смотрю — американцы прибалдели. То галдели все, а тут замолкли, и как-то отойти подальше норовят. Дым им, что-ли не нравится. Ну что же, неудобно стало, загасил я папироску, а они как в пепельницу уставятся…
— Да ну вас, Мальборо все-таки лучше! — Саша Коган, сделав пару затяжек, гасит свою папиросу.
— Не богохульствуй, — Сахрат начинает заводиться и у него на секунду прорывается кавказский акцент.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30