— Нормальных маловато осталось. Не доверяют. Боятся чего-то. Ну чего тут бояться? Вот вы, например, мне сразу понравились, еще на обочине. Люди скромные, положительные, сразу видно. С животным, к тому же, такие вы … кобениваться не станут. Я ведь так, запросто, не останавливаюсь, мало ли кто попасться может.
— А… — удивился я. — А что, разве у вас… В смысле, с вами бывают проблемы?
— А ты чего думаешь? Такие клиенты порой встречаются, не поверишь. До сих пор, как вспомню, в землю их зарыть хочется. Сдерживаешь себя, из последних сил. Я же человек миролюбивый, нет, по мне так сразу не скажешь, но это-факт. А бывает, что и сорвешься.
— Хмм, — согласился я, почувствовав легкую тревогу.
— Экая кошечка у вас, ухоженная. Как ее зовут-то?
— Багирой.
— Хорошее имя. И вот ведь какое совпадение, у меня дома сучка живет. Породистая. Придешь домой вечером, а она радуется, руки лижет. Приятно… А то за день так намучаешься. Раз на раз ведь не приходится.
— М-да… — Я решил промолчать.
— Чего это вы неразговорчивые такие? — мужик пожал плечами. — Или случилось чего?
— Да вот, киску нашу за границу не выпускают, — неохотно вступила в разговор Лена.
— За границей хорошо, — рассудительно согласился водитель, — если, конечно, бабки имеются. Я в прошлом году на одну работенку съездил, пришлось по миру поколесить, пока дурика этого достали, зато оттянулся по полной программе… А чего же это ее не выпускают, разве кому животное помешало?
— Нам уезжать завтра, в командировку, — Я начал подмигивать Лене. — А кошечке справку в диспансере не дают.
— Ну что за люди такие, — Водитель наш поморщился. — Неужели им киску за границу выпустить жалко? Звери, что ли?
— Печати всякие нужны, квитанции от ветеринара. А главный врач уехал, — наябедничала Лена.
— Сволочь он, значит порядочная, — огрызнулся водитель. — А вообще-то я ценю, когда к животному хорошее отношение имеется. Я же людей вижу. Вот ты, — браток обращался к Лене, — баба добрая, жалостливая. И мужик твой ничего, звезд с неба не хватает, потертый маленько, но тоже душевный.
— Кхмм, — кашлянул я, поймав смеющийся взгляд Лены.
— Точно тебе говорю, душевный. Кто еще с бабой и с животным по госпиталям шляться станет. А эти, в больнице… Говно! — рулевой начал заводиться. — Вот я, к примеру, если поеду куда, что, сучку свою бросить должен буду? Чтобы она на свалке с голодухи подохла, или на живодерню пошла? Тварюги. Я им мозги на место вправлю, не сопереживайте!
— Спасибо, да нет, неважно, мы все равно уже опоздали. — Праведный пыл шофера напугал меня. — Не волнуйтесь, ничего с кошечкой не случится.
— Нет, ежели я завелся, так это окончательно. — Водила резко крутанул баранку. Джип с визгом развернулся, на мокром снегу его занесло, встречные машины испуганно прижались к тротуару. Кошка вздрогнула, и начала хриплым голосом орать, предчувствуя недоброе.
— Точно, вы аккурат здесь и влезли, между остановкой и парикмахерской. А ну, колитесь, где эта ваша кошачья лечебница?
— Во дворе. Видите, такая вывеска, справа над подъездом. Но вы зря, честное слово. Не стоит…
— Щас я с ними разберусь. Нет, ну надо же, чтобы над животными так измываться… — Водитель наш порывисто вылез из джипа, и мне показалось, что пиджак на нем оттопыривается.
— Может удерем, пока не поздно? — нерешительно спросила Лена.
— Поздно, — вздохнул я. — Только бы он никого в диспансере не перестрелял…
В машине стало тихо, даже кошка перестала вылизываться, и замерла в тревожном ожидании, как египетский сфинкс.
Бритый товарищ появился через несколько минут. Физиономия у него была предовольнейшая.
— Вот ваша справочка, — небрежно сунул он Лене размокший под снегом листок с заветным фиолетовым штампом. — Впишете ваши данные, печать и подпись на месте — это главное. Так что езжайте с вашей киской куда хотите.
— Да как же вам удалось. Нет, это мистика какая-то. Что вы им сказали? Главный ведь уехал, печать в сейфе…
— Про сучку свою объяснил. А сейф… Какой сейф, в натуре. Это сундук бабкин, а не сейф.
— Вам наверняка пришлось им заплатить?
— Ух… — гангстер начал смеяться, причем смеялся он от души. — Ну вы и прикольные ребята, е-мое!
— Спасибо вам огромное… Нет, все-таки, скажите сколько — мы обязательно возместим…
— Ой, насмешили — водитель наш начал хохотать. — Нет, ну вы даете, ей-богу. Да вы думаете, они в этом диспансере бедствуют, что ли? Тут такие денежки текут, что я к ним каждый квартал наведываться буду, а то зажирели больно… А я вот смотрю на вас и удивляюсь, не встретили бы меня, так бы и подохла животная. Где слезать будете? Здесь годится?
Боже всемогущий, Тверской бульвар, сколько связано с ним, как пахли прелые листья, а вот там, под этим деревом лет двадцать назад я целовался…
— Годится. — Я протянул водителю купюру.
— Нет, с вас не возьму. Все-таки у меня глаз наметанный — сто очков вперед. Я же сразу сказал — люди бестолковые, но душевные. Вот с такими, — лицо его стало мечтательным, — родина не пропадет. Это я точно вам говорю. От самого сердца. Как это в школе учили? Как сейчас помню: Выдержит все, и широкую проложит… Там, эту, светлую, грудью, дорогу.
С тех пор я почти полюбил новых русских, тем более что вечер с Леной случился самого что ни на есть приятного, с далеко идущими последствиями свойства. Вначале мы ужинали, потом пили кофе с коньяком, и все это время болтали без перерыва. Так что когда Багира была мне выдана на руки, и за Леной никак не закрывалась входная дверь, я понял, что расставаться, а тем более уезжать ни мне, ни Лене совершенно не хочется. Тут, против взаимной воли случился прощальный поцелуй, переросший в какой-то не вполне прощальный, и дверь испуганно захлопнулась.
1 2 3 4 5 6 7 8