Я пережил нервное потрясение, подписал гадкие бумаги, стал свободен, потерял свободу и снова ее обрел.
Заныло сердце, я почувствовал, что смертельно устал, и, рассудив, что лучше стать алкоголиком, чем умереть от инфаркта, купил самую дорогую бутылку водки, производства завода «Кристалл», и через полчаса уже весело хохотал, рассказывая Мишке о своих злоключениях, и поднимая уже, кажется, третий или четвертый тост за свободу человеческого духа. Но где-то в глубине души я уже понимал, что проклятие старого большевика начало действовать, и от этой суеверной мысли мне становилось жутко.
Глава 8
С трудом обретенная духовная и физическая свобода была, по сути, виртуальной, и сопровождалась все более углубляющейся несвободой финансового свойства. В этом меня убеждал каждый последующий день, однообразно накатывающий на городок серым валом утреннего океанского тумана.
Я даже начал выводить общий закон сохранения количества несвободы, подобно закону сохранения энергии. Я рассуждал об этом новом явлении природы по утрам, просыпаясь от хриплого писка будильника. Все события современности убеждали в универсальности подмеченного мной принципа жизни. К примеру, многие люди, разбогатев, совершенно утрачивают личную свободу, они связаны тысячами обязанностей и формальностей… – Некоторое время я утешался этой мыслью, но, вспоминая об углубляющейся долговой яме, в которой увязал, каюсь, бывал зачастую готов продать душу дьяволу, лишь бы расплатиться с долгами.
Сгоряча подписав договор о разводе, я обрек себя на медленное вымирание. Примерно так же когда-то вымерли динозавры, уступив место под солнцем наглым, покрытым шерстью, теплокровным млекопитающим. Мне не хватало денег даже на квартиру. Злоупотребив гостеприимством Мишки, и наблюдая столь знакомые мне признаки раздражения на лице его жены, я снял крошечную студию, метров в семь квадратных, служившую мне одновременно и спальней и кухней. Постель в моем жилище раскладывалась из стены, занимая всю комнату. К счастью, студия была мебелированной – кроме постели в ней помещался маленький кухонный стол, прожженный сигаретой неведомого моего предшественника, и два стула. Предыдущий жилец, к тому же, выписывал многочисленные журналы для гомосексуалистов, которые я с отвращением выбрасывал в мусоропровод. Стоило миниатюрное прибежище одиноких душ намного больше той суммы, которая доставалась мне после выплаты алиментов.
Я часто задаюсь вопросом: что нужно человеку для жизни? Мне почему-то незамедлительно понадобилась куча каких-то предметов, о которых я раньше не задумывался. Чайник. Вилки и ложки, тарелки, чашки. Постельное белье, мыло, зубная щетка, полотенце. Даже два полотенца. Шампунь, крем для бритья. И вылетело все это в копеечку.
И вот ведь какая противная человеческая натура – мне все время хотелось есть. Примерно с неделю я питался хлебом и овощами, даже пытался варить рис, но видение зажаренного, сочащегося молодой кровью куска мяса наконец нагнало меня, и устоять не было никаких душевных сил. Кстати, к слову сказать, не представляю, как выживают на этом свете вегетерианцы. Зато, к концу этой недели начал очень хорошо понимать хищников, каких-нибудь там львов или тигров.
Несмотря на самый жесткий режим экономии, дела мои были плохи и становились все хуже. Алименты снимали с зарплаты – бывшая супруга позаботилась об этом, прислав решение суда в компанию. И каждый месяц долг мой возрастал на тысячи долларов.
Да здравствует гениальное изобретение капитализма – кредитные карточки! У меня, к счастью, за время моего непродолжительного, сытного и в меру благополучного обитания в этом славном регионе, их скопилось добрых полтора десятка. Каким только финансовым фокусам я не научился. К примеру: хочешь, не хочешь, а заплати в этом месяце семьсот долларов за растраты Андрея Бородина, еще девятьсот за мою каморку, пятьдесят за воду и свет, двести за еду, сто за бензин. Делается это очень просто: снимаешь пять тысяч долларов с кредитной карточки, кладешь на банковский счет. В следующем месяце к платежам прибавляется еще триста баксов за кредитные деньги. Так выкручиваешься два-три-четыре месяца, а потом снимаешь деньги с другой карточки, покрывая долг с предыдущей.
Даже страшно было задуматься обо всем этом, но жить-то надо… Как и предрекал покойный большевик-беженец, как и предсказывала моя бывшая супруга, я все глубже погружался в болото, почти что физически ощущая, как зеленоватая, вонючая жижа приближается к губам.
Первые недели я всеми силами отгонял любые мысли о всевозможных последствиях: приезжая с работы, я плавал в бассейне, потом, поднявшись на лифте на пятый этаж, открывал маленький, встроенный в стену холодильник, и доставал из обросшего наростами льда морозильника водку. После первой рюмки, жара, преследовавшая меня весь день, отступала, противореча всем законам природы, и я выходил на балкон, жадно вдыхая постепенно становящийся прохладным воздух, и внимая мерцающим огонькам, покрывавшим далекие горные склоны. Как светлячки, в небе светились десятки самолетов, мне казалось, что они оставляют за собой светящиеся траектории, постепенно заполняющие ночное небо, потом траектории эти бледнели, и в небе торжествовала Большая Медведица, развернутая каким-то неестественным, противным человеческому разуму тупым углом.
Я вспоминал весенние московские вечера, когда еще была жива бабушка. Бедная моя старушка. Спустя двадцать лет я стою на балконе, выпив за твою память очищенную шведскую водку, и все так же смотрю на Большую Медведицу, ныне перевернутую вверх ногами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67