Учатся в школе. За чаем был неласков с женой (1). С Озмидовым стеснялся об извощике (2).
[Март. Повторение.] Поздно встал. Читал Конфуция и записывал. Религиозное -- разумное объяснение власти и учение о нем китайское было для меня откровением. Если Богу угодно, я буду полезен людям, исполн[ив] это. Во мне всё больше и больше уясняется то в этом, что б[ыло] неясно. Власть может быть не насилие, когда она признается как нравственно и разумно высшее. Власть, как насилие, возникает только тогда, когда мы признаем высшим то, что не есть высшее по требованиям нашего сердца и разума. Как только человек подчинился тому -- будь то отец или царь, или законодательное собрание,-что он не уважает вполне, так явилось насилие. Когда то, что я считаю высшим, стало не высшим, и я осуждаю его, то употребляются обыкновенно два способа: 1) стать самому выше того, что было высшим -- подчинить его себе (ссоры сыновей с отцами, революции), или, несмотря на то, что высшее перестало быть высшим -- продолжать нарочно считать его высшим -конфуцианство, славянофильство, Павел (несть власти не от Бога). Оба средства ужасные и самое ужасное последнее; оно доводит до первого. Выход же один: я не считаю того-то высоким, и потому и должен поступать так. Считаю то высоким и должен поступать так.
Власть истинная не может быть основана ни на предании, ни на насилии, -- она может б[ыть] основана только на единстве признания высоты.
[20 марта/1 апреля.] Поехал верхом к Мансурову. Обедали одни. Лег. Пришла Дмоховская. Она очень возбуждена. Принесла статью о центральной тюрьме. Потом Карлович. Купчиха болтунья. Пережила весь обман жизни. И не видит нужды в этом. Потом Анна Мих[айловна] с дочерью. Хорошо беседовал с ними. Я говорил о значении обхождения: уважения к хорошему и презрения к дурному, в самом широком смысле. И сам уяснил себе обязанность исполнения этого больше, чем прежде. Главное, без компромиссов. Лег поздно. Нездоровилось, тошнота. Да, забыл еврея. Мало развит и умен. И исполнен тщеславного и писательского эгоизма. Я довольно грубо сказал ему правду. Остальное порядочно. Письмо от Страхова -- совершенно пустое. -
[21 марта/2 апреля.] Поздно читал Конфуция по переводу Ледж. Почти всё важно и глубоко. Вышел поздно купить парусину и зашел к Фету. Хорошее стихотворение о смерти. Соловьева статья только отрицает народничество. Я слаб. Согрешил, не взяв статью Соловьева. Заснул после обеда. Очень дурно себя чувствовал; читал английскую шутку, скучную, на 350 страницах. Сережа бр[ат] сидел, горячился, я не ошибся. Поехал за Таней. Не взошел к Капнистам, ходил по набережной. Кучера стоят по 5 часов и ругают, а они от скуки смеются над драмой и поэзией. Не досадовал. Это хорошо. Но желал похвастаться и чтоб меня ругали. Это (2). Писем нет. Не спал ночь.
[22 марта/3 апреля.] Сегодня позднее еще. Принялся за Конкордию -- надо сделать, а потом Ур[усова] перевод. И перевод плох, а оригинал еще плоше. Нехорошо вступление к заповедям, ничем не мотивировано. Надо написать вновь для всех. Работал до самого обеда. После обеда ходил покупать товар и кроил башмаки до 10. Теперь 11-й час, иду к Сереже. Я грущу, что мое дело не растет. Это всё равно, что грустить о том, что посеянное не всходит сейчас же, что зерен не видно. Правда, что поливки нету. Поливка была бы -- дела твердые, ясные, во имя учения. Их нет, п[отому] ч(то) не хочет еще Бог.
Просидел у Сер[ежи] до 2-х, играл в винт с Сер[ежей] с[ыном], Сер[ежей] б[ратом] и Сухот[иным]. Весело, добродушно, но лучше бы не играть, т. е. не делать пустого.
[23 марта] 4 апреля.] Утро как всегда. Сел за перевод Урусова. Неровен. Часто очень нехорошо. Не знаю, что, текст или перевод? Вероятнее текст. Надо писать, т. е. выражать мысли так, чтобы было хорошо на всех языка[х]. Таково Евангел[ие], Лаоцы, Сократ. Евангел[ие] и Лаоцы лучше на других языках. Поехал верхом. Скучно ездить. Глупо -- пусто. Попробовал поговорить после обеда с женой. Нельзя. Это одно огорчает меня. Одна колючка и больная. Пошел к сапожнику. Стоит войти в рабочее жилье, душа расцветает. Шил башмаки до 10. Опять попробовал говорить, опять зло -- нелюбовь. Пошел к Сереже. Говорил с ним глаз на глаз. Тяжело, трудно, но как будто подвинулся. Письмо от Черткова и нынче, суббота, другое. Как он горит хорошо. Алекс[андр] Петр[опич] тоскует. Пришел мне говорить о своем впечатлении от Еванг[елия], а я сухо принял (1). Леля пришел, когда я шил. Я тоже сухо, он сказал: ты что-то сердит (2). С женою можно было еще мягче (3).
[24 марта/5 апреля.] Утро как всегда. Поправлял перевод. Чтение подняло меня. Мне нужно читать и это, свое. И еще нужнее из этого выбрать существенное для себя и для всех, как говорит Чертков. Приехал Ге. Едет в Петербург выручать племянницу. Он ушел еще дальше на добром пути. Прекрасный человек. Сын его интересен. Боюсь гордости молодости. Велел подать завтрак, а не сам принес и разбудил Корнея (1). Очень дурно. Пошел походить. Посидел с ними. Шил башмаки. Пошел к Олсуфьевым. Усов там. Был болтлив, но много спокойнее прежнего -- (2). Мужик с сахарной болезнью, поручил Ге. Два раза с женой начинал говорить -- нельзя. Письмо прекрасное от Черткова.
[25 марта/6 апреля.] Как всегда. Перевод пересматривал. То же впечатление. Мне нужно читать это. Пришел Вл[адимир] Алекс(андрович). Пошел гулять. Опять тот мужик. Я было просил и досадовал. (Он не видал Ге) (1). Обещал завтра отправить. Обед мучительный, как всегда. Разговор о жизни с Вл(адимиром) Алек(сандровичем) при жене: я горячо говорил (2), но лучше прежнего. Пошел к Урусовым. Кажется ничего, хотя и б[ыл] слаб умом. Потом к Дмоховской. Встретил дочь. Она говорила как будто с своим. Тут б[ыл] respect humain [страх людского мнениия,] что я не сказал свой взгляд (2).
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39