Стало тихо. Если бы не номерной знак «МК 44-92», можно было бы подумать, что вертолёта и не было.
А Танька все стояла, оглушённая мелодией. Потом грохотом. Потом тишиной.
— О бой, о бой, о литл бой! — вопил Козлов из девятого "Б", солист вокально-инструментального ансамбля «Романтики». Пел он, возможно, и хуже западных певцов, но трясся сильнее. Козлов не умел вибрировать только голосом, как профессионалы, поэтому сотрясал все тело, и вместе с телом вибрировал голос.
— О бой, о бой, о литл бой… — вторил солисту ансамбль «Романтики».
Ансамбль состоял из трех человек: гитара, баян и ударные. На гитаре сидел женатый комбайнёр Федосеев. А на баяне и ударных — близнецы-хулиганы Сорокины. В детстве Сорокины были беспризорниками и на всю жизнь сохранили влияние улицы. Они всегда были хулиганы, только вначале маленькие хулиганы, потом юные, а теперь старые. Сорокиным было по шестьдесят четыре года.
В колхозном клубе шли танцы. По стенам расположились старики и дети. Зрители. Молодёжь с безразличными лицами топталась друг перед другом. Это был шейк.
Танька с Мишкой тоже плясали друг перед другом: Танька — бросив руки вдоль тела, а Мишка — развесив локти. Старался. Танька смотрела на Мишку, будто видела в первый раз. Он был такой обычный, как лопух при дороге. И ничего не было в нем особенного.
— Пойдём отсюда, — рассердилась вдруг Танька. — Воют, как баптисты…
Они неслись на мотоцикле. Мишка сидел впереди, а Танька сзади, обхватив Мишку поперёк живота.
— Стой! — крикнула Танька.
Мишка остановился.
— Дай я поучусь, — попросила Танька.
Поменялись местами. Танька села за руль.
— Вот здесь газ, — объяснил Мишка. — А это тормоз. Так быстрее, так медленнее. Давай!
Танька поехала, выписывая колёсами кренделя.
— Руль держи! — орал Мишка.
Впереди показалась машина. Танька свернула на поле. Мотоцикл заскакал на кочках и колдобинах. Мишку трясло так, будто он сидел на бешеном мустанге.
— Ты куда? — заорал он.
— Чтоб не наскочила! — заорала Танька и в ту же секунду ощутила, что летит куда-то сначала резко вперёд, потом резко вниз.
Мишка и Танька разлетелись в разные стороны и шлёпнулись в свежевспаханную землю.
Танька не ушиблась, но осталась лежать и, приоткрыв один глаз, наблюдала за Мишкой. Ей хотелось, чтобы он испугался за её жизнь. Но Мишка первым делом подбежал не к Таньке, а к своему мотоциклу и начал исследовать машину.
— Все крыло помяла, — искренне огорчился он.
Лежать было бессмысленно. Танька поднялась.
— Из-за своей поганой мотоциклетки готов человека насмерть убить.
Земля зависла в небе, тихо плывёт в галактике, покачиваясь. И вместе с ней плывут, покачиваясь, Танька и Мишка, привалившись друг к другу спинами, чтобы удобнее было сидеть.
Пролетели дикие утки, сильно прорезая воздух крыльями.
— Мишка! — позвала Танька и замолчала надолго, как забыла.
— Чего? — отозвался Мишка.
— Ты как собираешься жить?
Мишка никогда не думал об этом прежде и честно сосредоточился.
— Вернусь из армии, гитару куплю электрическую. Марки «Эврика».
— А потом?
— Потом женюсь на тебе.
— Интересно… А ты у меня спросил?
— Чего зря трепаться? Я ж в армию иду. Отслужу — женюсь.
— А если я за тебя не пойду?
— Тогда на Вале женюсь. На Малашкиной.
— А потом?
— Потом «Ниву» куплю.
Танька представила себе, как Валя с Мишкой едут на «Ниве» по улице Коккинаки и из-под колёс в панике выскакивают куры и бегут прочь, сильно вытянув шеи.
— Я не про это, — с неудовольствием сказала Танька. — Я про смысл жизни.
— Какое ещё смысл? — Мишка чуть обернул голову и почувствовал щекой Танькины волосы.
— Каждый человек должен искать смысл жизни. Знать, для чего живёт, — разъяснила Танька.
— Это пусть надстройка ищет, для чего живёт. А мы базис. Мы людей хлебом кормим.
— Неромантичный ты человек…
Мишка не обиделся.
— Ну, а ты б чего хотела? — спросил он.
Танька долго молчала, потом сказала:
— Сесть на облако и поплыть.
— Глупости это, — с пренебрежением отозвался Мишка.
— Почему?
— Так облако — это ж пар. Аш два О. Весь зад намочишь.
— Неромантичный ты человек, — вздохнула Танька.
В реке плеснулась большая рыба. Танька вздрогнула и обернулась на всплеск.
Плакучая ива тянула ветки к самой воде. В лунном свете был различим каждый листочек.
— Красиво… — заметил вдруг Мишка.
— Ничего особенного, — отозвалась Танька.
Эта луна, река и плакучая ива были всегда в Танькиной жизни, и никогда не было так, чтобы их не было.
«О бой, о бой, о литл бой!» — вопил Козлов из девятого "Б". «О бой, о бой, о литл бой…» — вторил ансамбль солисту.
И вдруг все замолчали, будто подавились. Молодёжь перестала танцевать. И старухи бросили сплетничать. Все обернулись и смотрели в одну сторону.
В клуб вошла Танька об руку с лётчиком.
— Кто это? — громким шёпотом спросила Малашкина Валя.
— Танька с лётчиком, — отозвались в толпе.
Танька поднесла к губам микрофон и запела. Лётчик заиграл на трубе. Мишка послушал, что они исполняют, и стал аккомпанировать на гитаре — точно и тактично. Мишка тоже был очень музыкальный.
Получалось потрясающе. Все так и обмерли и слушали, разинув рты. Это тебе не вокально-инструментальный ансамбль «Романтики».
Так представляла себе Танька, глядя в потолок.
Стояла ночь. Муравьи спали в своём муравейнике. Дед Егор посапывал на печи. Отец в соседней комнате готовился к экзаменам в заочном техникуме.
Танька поднялась, босиком прошла к столу. Достала тетрадь в линеечку, выдрала чистый листок.
Взяла ручку, задумалась. Потом вздохнула и вывела на листке: «Уважаемый лётчик МК 44-92. Приходите на танцы в клуб колхоза „Краснополец“.

Это ознакомительный отрывок книги. Данная книга защищена авторским правом. Для получения полной версии книги обратитесь к нашему партнеру - распространителю легального контента "ЛитРес":


1 2 3