««Иностранная литература», № 9»: 1996
Аннотация
«Малыши не знали, что такое инцест, и потому ничего особенного в сказке не усматривали. В память им запал только эпизод с ужасно ленивой нянькой и вылизыванием попы. Теперь ребятишки лизали мороженое исключительно по-собачьи, да еще при этом лаяли, а истомившись сидеть над уроками, начинали для собственного развлечения играть в черного песика — повизгивали и вылизывали себе ладошки. Мамы смотрели на эти забавы с ужасом. Вновь укрепилась позиция тех, кто говорил, что все-таки надо забрать детей из такой продленки, а то неизвестно, чему они там научатся. Однако нашлась одна интеллигентная мамаша (она посещала фольклорный кружок в местном доме культуры), которая авторитетно заявила, что такая сказка учительницей не выдумана, а существует на самом деле и, кажется, даже напечатана в книжке. Тут мамаши несколько успокоились, а одна сказала, что Китамура-сэнсэй — у-ни-кальный педагог, потому что дает детям материал, не входящий в школьную программу. Остальные, в общем, согласились, что Мицуко уникальная, и конфликт был разрешен.»
Еко Тавада
Собачья невеста

Повесть

Перевод с японского ГРИГОРИЯ ЧХАРТИШВИЛИ

* * *
Душным, безветренным июльским днем, в два часа пополудни, брел по улице, мимо многоэтажных домов, мимо гирлянд ослепительно белого, свежестираного белья, старичок. Брел-брел, зачем-то оглянулся, окончательно разомлел от жары, да так и застыл прямо посреди мостовой. А следом за ним раскатился было по сонной улице кирпично-красный автомобиль, но тоже не сдюжил, обессилел, остановился у почтового ящика и встал намертво, даже изнутри никто не вышел. И тихо, очень тихо было на улице, только слабенько потренькивали умирающие цикады да глухо урчал кухонный комбайн в школьной столовой.
При желании можно было заглянуть в открытую балконную дверь первого этажа: в комнате (девять квадратных метров) сидела женщина, пила чай, почесывала прыщ на коленке, неодобрительно смотрела в телевизор, по которому ничего не показывали. В другом окне шторы задернули только до половины, и было видно кухню, холодильник, на холодильнике надкушенное яблоко со следами губной помады (хозяйка ушла в дом культуры). Весь квартал закис, впал в спячку, временно скончался — до того момента, когда дети из школы потянутся в группу продленного дня. Дело в том, что возле унылого дома-новостройки, на телеграфном столбе, висел большой, сильно грязный плакат. Давно висел, уже целый год, а то и дольше. Приклеился основательно, не отдерешь. На плакате Мицуко Китамура собственноручно вывела розовым фломастером пансион «Китамура». Группа продленного дня. Буквы от дождей давно поплыли, угол, где номер телефона, наполовину оторвался, а на пририсованную тут же схему накакал голубь, так что адрес разобрать было совершенно невозможно, ну да это ничего — матери школьников и так давно запомнили, где живет Мицуко. В принципе плакат можно было бы и содрать, но как-то руки ни у кого не доходили. Во-первых, больно уж он был грязный — дотронуться противно. А во-вторых, не имелось среди местных жителей таких, кому больше всех надо. Район был относительно новый (тридцать лет от роду), массовой застройки, хозяйки следили за чистотой у себя дома, а улица, она, как известно, ничья. Бывало, переедет машина голубя или бомж на тротуаре кучу навалит, так никто эту красоту неделями не трогает. С какой, собственно, стати? Для этого есть муниципальная служба. Вот и произведение Мицуко было обречено висеть на столбе до полного распада и слияния с природным элементом.
* * *
Дети пансион «Китамура» полюбили сразу и прозвали «Грязнулькиной школой». Полюбили дети — полюбили и мамаши, так что заведение Мицуко быстро вошло в моду. Ведь это такая редкость в нынешние времена — приличная группа продленного дня. Попадаются просто кошмарные (спросите кого хотите), и многие родители прямо говорят: лучше уж пусть дети на улице болтаются или торчат в зале игральных автоматов. А у Мицуко совсем другое дело. Лучше учиться дети, может, и не стали, зато под хорошим присмотром. В общем, большинство мамаш в Мицуко верили и всяким там разным слухам значения не придавали, хотя находились и такие родительницы, кто возмущался и грозил ребенка из группы забрать. Но ничего, как-то обходилось. В конце концов, мало ли что дети нафантазируют, тут надо делить на восемь, утешались матери, не склонные к панике. Ребенок же не всегда понимает, когда учитель шутит, а когда говорит серьезно, отсюда — нелепые домыслы и недоразумения.
Взять хотя бы историю с салфетками. Мамам первоклашки изложили ее в такой редакции: «Китамура-сэнсэй сказала, что салфетки-соплюшки выкидывать не надо. Один раз высморкаешься — спрячь. Она станет мяконькая да тепленькая, будешь второй раз сморкаться — одно удовольствие. А в третий раз соплюшка сгодится в уборной попу вытирать. Учительница сказала, что это очень приятно».
Бедная мама слушает ни жива ни мертва, не знает, что сказать. В конце концов промямлит что-нибудь вроде:
— Какие еще «соплюшки»? Надо говорить «салфетки».
А у самой перед глазами живописная картина: Китамура-сэнсэй на унитазе с «соплюшкой» в руке, и лицо счастливое-счастливое.
Кстати уж и о лице Мицуко. Директор школы выразился о нем так:
— Редкий случай, чтобы у красивой женщины было такое неистребимое довольство на лице. Обычно красавицы предпочитают иметь вид томный и печальный.
Правда, поговаривали, что директор приходится Мицуко каким-то дальним родственником и потому не вполне объективен, но все равно человек он был солидный и уважаемый, раз считает Китамуру-сэнсэй красавицей, значит, так оно и есть.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12