На манер сейфовой, с ручками запоров: пережиток времени, когда еще надеялись от атомного взрыва за такими дверями отсидеться.
Что бы это значило?
Вчерашний и позавчерашний день Леонид Григорьевич в основном помнил. Ситуация, по зрелом размышлении, скорее устраивала, чем нет. Он был жив, относительно неплохо себя чувствовал и изолирован от людей. Последнее имело большое значение. Людей Мисюра не то чтобы избегал или боялся, просто вина перед ними ему пришлась не по плечу, не по размеру – тяжела, и сейчас легче было бы общаться с изгоями, с подонками общества, чем с нормальными людьми. Марьюшка составляла исключение. «Марьюшка?» – мелькнула и сразу пропала мысль.
Леонид Григорьевич не спеша оделся в чужое, поискал, чего бы съесть, еды никакой не нашел и не особенно этим огорчился. Потолкался в железную сейфовую дверь, она поддалась, и Мисюра обрел за нею коридор – подвальный тупик с другими такими же дверями. За одной звонко капала вода. Там оказался санузел – душ на десяток кабинок, четыре унитаза и раковина с краном.
Но где же Марья?
– Где Мария Дмитриевна? – спросил Мисюра пришедшего к нему старичка. К его приходу Леонид Григорьевич уже успел оглядеть немудреные окрестности, вернуться на свой диван и устроиться там поудобнее.
– Нет ее, – ответил старик. – И скоро не будет.
Пододвинул одно из парусиновых кресел, уселся. Сам сухонький, стручок-сморчок, глазки белесые, с усталинкой, со скучнинкой. Нечто без пола и возраста в тренировочном черном трико.
– Простите, а вы – кто? – вежливо поинтересовался Мисюра.
– Вы вчера к кому шли? – вопросом на вопрос ответил старичок. – Вот он я и есть.
– Вы – дьявол? Нечистая сила? – удивляясь произносимым вслух нелепым словам сформулировал давно вертевшееся в голове Мисюра.
– Что уж так грубо – «нечистая сила»? – заворчал старик. – Вроде интеллигентный человек, образованный, науки превзошедший. Предположим, дьявол. А с кем вам сейчас хотелось бы общаться? Кого предпочли бы увидеть? Агента иностранной разведки? Сотрудника госбезопасности? Или непосредственного вашего начальника, ныне покойника и, замечу, перешедшего в нынешнее состояние не без вашего участия? Могу, кстати, встречу организовать. Желаете?
– Значит, все-таки дьявол. А я, признаться, не верил никогда в дьявола. Я и в бога не верил, но бог – нечто более близкое. Бог моих отцов.
– Скорее уж – прадедов, – не согласился старик. – Отцы же были сплошь безбожники не по убеждению – от дурного воспитания. А деды сбрасывали кресты с колоколен, щепали иконы об угол и крутили собачьи ножки из писания. Но какая разница для вас-то между богом и дьяволом, лично для вас, правоверного материалиста: ведь дьявол не что иное, как диалектическое продолжение бога, оборотная сторона. И что вы, собственно, имеете против дьявола?
– Что же, договор кровью подписывать будем? – мрачновато усмехнулся Мисюра.
– Полно, начитались сочинений, – махнул сухой лапкой старик. – Да и какая у вас кровь, одни лейкоциты. Такой кровью разве серьезный документ подпишешь…
– Тогда что вам от меня надо?
– Ничего, – со вкусом сказал старик. – Но ты-то зачем сюда шел – помнишь? Хотел жизнь сначала начать? Ну так возрадуйся: дается тебе шанс. Последний шанс. Будешь жить второй раз – свой последний раз на земле.
– Фильм такой был: «Живешь только дважды», о Джеймсе Бонде, – вспомнил вдруг Мисюра. – Не наш фильм, английский.
– Русский, английский – какая разница… – отозвался старичок. – Ты, главное, не суетись, отдыхай. Газетки можешь почитать, за двадцать лет собраны. Я тебя сейчас чайком угощу. Чай у меня свой, не купленный. Пей, не стесняйся.
– А где я сейчас? В аду? – полюбопытствовал Леонид Григорьевич, с наслаждением делая глоток фиолетового густого чая. – Или в чистилище? – добавил с сомнением, припоминая то, что увидел здесь, в подвале, и не удержался, заулыбался вяло.
– Да не все ли тебе равно? – покачал головой старик. – Разберешься со временем, успеешь еще наречь да заклеймить. Так уж вам надо обязательно всякой сущности свое название дать!
– И все-таки почему именно дьявол? – упрямо спросил опять Мисюра. Упрямство ему трудно давалось, по крупицам собирал он его в истощенном, усталом сером веществе своего мозга, в разбитом своем организме.
– У бога своих много, – непонятно сказал старик и посмотрел на сопротивляющегося Мисюру ласково, будто погладил его взглядом. От этого взгляда стало Лехе легко и все понятно. И все безразлично. Дьявол так дьявол, почему бы и нет? Дьявол всегда был слугой прогресса. Не зря же считалось: паровоз – от дьявола, электричество – от дьявола, об атомной энергии и говорить нечего. А бог? Что он может сегодня, старый бог пастушеских племен, который кое-как управлялся с несколькими тысячами подданных? Где ему углядеть за миллиардами, которые к тому же при компьютерах и термояде?
– …Он, знаете ли, все замедляет, а надо на акселератор жать. Попробуйте на повороте, на хорошей скорости затормозить, – ворковал старик, – куда вас выбросит?
– Я не умею водить машину.
– И зря. Удивительнейшее ощущение, ни с чем не сравнить. Послушайтесь совета, научитесь. Скорость, овладение пространством – почти то же, что летать.
Леха вздохнул с надеждой. Захотелось выпить еще фиолетовой жидкости из стакана, и стало ясно, что кончится все хорошо-хорошо, а все плохое уже кончилось.
Он выпил еще глоток и увял. А проснулся бодрым. Жизнь продолжалась, даже если это была жизнь по ту сторону смерти.
Несколько дней Леха усиленно читал. За одной из дверей в тупике коридора оказалась длинная комната с грубыми деревянными стеллажами, где пыльными грудами лежали подшивки газет, стопки журналов, в том числе специальные, и – почему-то – «Крокодил».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29