Вперед!» Шаркая ногами, цепочка людей пришла в движение. «Поторапливайся, Калач! — прикрикнул Рябов, — Поди, не к бабушке на именины трюхаешь!»Некоторое время они шагали в молчании.«Послушайте, Гришаня! — вдруг спросила Аннета, — А почему вместо того, чтоб под землей идти, мы в этом подвале под сберкассой загодя не спрятались?» «Завязывай, девка! — в голосе Рябова послышалось раздражение, — Отчего да почему …» В силу случайного совпадения, а, может, из подсознательного стремления к единству, все пятеро шагали сейчас в ногу. По стене, строго горизонтально земной поверхности, ползла бесконечная вереница полупрозрачных голубых муравьев (Эрик не заметил, когда и откуда она началась). «В том подвале тебе шесть часов сидеть бы пришлось. — Гришаня смачно отхаркался, но, видно, вспомнив про шлем, плевать не стал, — Сама посчитай: центр перекрывают без четверти шесть, а смена дат начинается в двенадцать.»Некоторое время они шагали в молчании.«А по мне, так шесть часов в подвале лучше, чем два в канализации …» — не обращаясь ни к кому конкретно, сказала Аннета. Вереница муравьев изогнулась под прямым углом вверх и исчезла в дырке, проделанной в потолке туннеля для какого-то кабеля. «А что делать собираешься, ежели менты подвал обыщут?» — не обращаясь ни к кому конкретно, иронически поинтересовался Рябов.Примерно через полчаса Эрик окончательно потерял счет времени. По внешней поверхности щитка его шлема стекали розовые капли. Клубы розового пара медленно проплывали мимо его плеча. Искрясь в свете фонаря, из-под сапог вылетали розовые брызги. Темнота обволакивала тело и сознание, как черная вата. Мерная ходьба без усилия навевала неуместные мысли. Вместо того, чтобы сосредоточиться на вопросе выживания, Эрик вспоминал недорешенное им в пятницу уравнение, лялькино прикосновение к своим волосам, гомерический смех Мишки Бабошина, и, почему-то, светкин бюст. Какие подсознательные связи объединяли эти разномастные воспоминания в одну ассоциативную цепочку? Как уложить эту нелепую цепочку в текущее мироощущение Эрика? Каково место Эрика в морально-эстетическом портрете его поколения? И как вплетается его судьбоносное поколение в непростую нравственную ткань их героической страны?«Вот, например, я. — сказал татуированный, будто продолжая давно начатый разговор, — Был душегуб, есть душегуб, и завсегда душегубом останусь. Родился таким: с детства всех, кто слабее меня, тиранил … потому как нет слаще мне удовольствия, чем другому человеку боль причинить. Иной раз вкуснее даже, чем бабу трахнуть … эти две вещи у меня, почему-то, вместе идут. И то верно: ежели ты какого мужика сильней окажешься, то, значит, и на его бабу все права имеешь. Да не в одной силе дело — отчаянность, иной раз, за две силы идет. Помнится, был один штангист в Кировском изоляторе — косая сажень в плечах, двести килограмов поднимал … так он для всего барака дунькой служил. А как получилось: поймал я его в бане, сказал пару ласковых, да ножик показал — тут он, без дальнейших уговоров, сам раком и встал. Или, помнится, шел я с похмелюги через парк, башлей нет, настроение — хуже некуда, а тут навстречу — три фраера с девками. Ну, слово за слово, вмазал я одному по сусалам, остальных пугнул, как следует — чтоб в штаны наложили — а потом взял одну из девок за волоса, да тут же под кустом и отымел. И что характерно: билась она поначалу, рожу мне царапала, а как только впендюрил — вмиг обмякла, руки-ноги раскинула и только стонет. Э-э … чего там говорить … я, как мужика с бабой завижу — хоть на улице, хоть в кино — так хлебом не корми, а дай только того мужика отпиздить, а еще лучше — замочить, а бабу его выебать. Симпатичная ли баба, уродина — роли не играет: ежели с мужиком — так обязательно отнять и отыметь надо … А если б она без кавалера была — то я, может, и не позарился бы на нее совсем! Это мое поведение лагерный психолог так объяснял: икстинкт обладания самки, грит, у тебя репертрофированный … слишком большой, значит … а излишек того икстинкта переходит в насилие и придает ему … э-э, как его … сексуальный характер. Или, скажем …»«Заткнись, животное.» — ровным голосом перебила Аннета. Татуированный осекся на полуфразе. Эхо его последнего слова истерически заметалось в тесном проеме туннеля, а потом упало, как подстреленное, на раскисший цемент пола.Темнота и однородность окутывавшего Эрика пространства замутняла восприятие времени. И наоборот: отсутствие временных ориентиров делало окружающую Вселенную то несообразно малой, то бесконечно большой. Математическая взаимозаменямость расстояния и времени посылала воображение Эрика в неправильном — с точки зрения поэта, художника или актера — направлении. Математическая взаимозаменямость времени и расстояния приводила его логику к неверному — с точки зрения музыканта, философа или простолюдина — результату. Сколько часов и километров Эрик и его спутники прошли с начала пути? Сколько километров и часов осталось им до цели?Некоторое время они шагали в молчании.«Стойте!» — раздался голос Рябова, и Эрик резко остановился, чуть не наскочив на Аннету. «Ворон, становись на мое место, а я вперед пойду.» Татуированный и Гришаня протиснулись мимо Эрика в противоположных направлениях. «Сейчас катакомбы начнутся. — предупредил Рябов, — Смотрите: потерятесь — искать не стану!» Цепочка людей вновь пришла в движение. Вскоре показался ажурный мостик, ведущий через канаву в боковой проход — Рябов свернул туда (Эрик заметил, что вор держит в руке оцелофаненную страничку — видимо, карту). Бонг!… Бонг!… Бонг!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70