Каштаны в три обхвата.
Новобранцы громко, но нестройно песню орут. Стараются, но неуклюжи еще.
Лихой ефрейтор покрикивает. Вот и новобранцы меня приветствуют. Эти еще
телята. Эти еще ничего не понимают. Для них старший лейтенант - это очень
большой начальник, гораздо выше ефрейтора. А что как-то особо сапоги у него
блестят, так это, наверное, праздник у него какой-то...
Вот и штаб. Тут всегда чисто. Тут всегда тихо. Лестница - мрамор. Румыны
до войны строили. Ковры по всем коридорам. А вот и полуовальный зал,
залитый светом. В пуленепробиваемом прозрачном конусе - опечатанное
гербовыми печатями знамя полка. Под знаменем часовой замер. Короткий
плоский штык дробит последний луч солнца, рассыпает его искрами по мрамору.
Я приветствую знамя полка, а часовой под знаменем не шелохнется. Он ведь с
автоматом. А вооруженный человек не использует никаких других форм
приветствия. Его оружие и есть приветствие всем остальным.
Посыльный ведет по коридору к кабинету командира полка. Странно это.
Почему не к начальнику штаба?
Стукнул посыльный в командирскую дверь. Вошел, плотно закрыв дверь за
собой. Тут же назад вышел, молча уступив - входите.
За командирским дубовым столом незнакомый подполковник небольшого роста.
Этого подполковника я сегодня в свите проверяющего полковника видел. Что за
черт, дивлюсь, где же батя, где начальник штаба? И почему подполковник в
командирском кресле сидит? Неужели по своему положению он выше нашего бати?
Ну, конечно, выше. Иначе не сидел бы за его столом.
- Садитесь, старший лейтенант, - не слушая рапорта предлагает
подполковник.
Сел. На краешек. Знаю, что сейчас громкие слова последуют, и оттого
вскочить придется. Оттого спина у меня прямая. Вроде в строю стою, на
параде.
- Доложите, старший лейтенант, почему вы улыбались, когда вас полковник
Ермолов с роты снимал.
Смотрю на подполковника, на свежий воротничок на уже неновой, но
чистенькой и выглаженной гимнастерке. А что ответишь?
- Не знаю, товарищ подполковник.
- Жалко с ротой расставаться?
- Жалко.
- Рота твоя мастерски работала. Особенно в конце. А со стенкой все
согласны: ее лучше сломать, чем полк под удар поставить. Стенку
восстановить нетрудно...
- Ее уже восстановили.
- Вот что, старший лейтенант, зовут меня подполковник Кравцов. Я
начальник разведки 13-й Армии. Полковник Ермолов, снявший тебя с роты,
думает, что он начальник разведки. Но он смещен, хотя об этом еще не
догадывается. На его место уже назначен я. Сейчас мы объезжаем дивизии. Он
думает, что он проверяет, а на самом деле это я дела принимаю, знакомлюсь с
состоянием разведки в дивизиях. Все его решения и приказы никакой силы не
имеют. Он распоряжается каждый день, а по вечерам я представляю свои
документы командирам полков и дивизий, и все его приказы теряют всякую
силу. Он об этом не догадывается. Он не знает, что его крик - это не более
чем лесной шум. В системе Советской Армии и всего нашего государства он уже
ноль, частное лицо, неудачник, изгнанный из армии без пенсии. Приказ об
этом ему скоро объявят. Так что его приказ о смещении тебя с роты никакой
силы не имеет.
- Спасибо, товарищ подполковник!
- Не спеши благодарить. Он не имеет права тебя отстранить от командования
ротой. Поэтому я тебя отстраняю.- И, сменив тон, он тихо, но властно
сказал:- Приказываю роту сдать!
У меня привычка давняя встречать удары судьбы улыбкой. Но удар оказался
внезапным, и улыбки не получилось.
Я встал, бросил ладонь к козырьку и четко ответил:
- Есть, сдать роту!
- Садись.
Сел.
- Есть разница. Полковник Ермолов снял тебя, потому что считал, что роты
для тебя много. Я снимаю тебя, считая, что роты для тебя мало. У меня для
тебя есть должность начальника штаба разведывательного батальона дивизии.
- Я только старший лейтенант.
- Я тоже только подполковник. А вот вызвали и приказали принять разведку
целой Армии. Я сейчас не только принимаю дела, но и формирую свою команду.
Кое-кого я за собой перетащил со своей прежней работы. Я был начальником
разведки 87-й дивизии. Но у меня теперь хозяйство во много раз больше, и
мне нужно очень много толковых исполнительных ребят, на которых можно
положиться. И штаб разведывательного батальона - это минимум для тебя. Я
попробую тебя и на более высоком посту. Если справишься... - Он смотрит на
часы. - Двадцать минут тебе на сборы. В 21.30 отсюда в Ровно, в штаб 13-й
Армии пойдет наш автобус. В нем зарезервировано место и для тебя. Я заберу
тебя к себе в разведывательный отдел штаба 13-й Армии, если завтра ты сдашь
экзамены.
Экзамены я сдал.
ГЛАВА II
1.
От офицерской гостиницы до штаба 13-й Армии - двести сорок шагов. Каждое
утро я не спеша иду вдоль шеренги старых кленов, мимо пустых зеленых
скамеек прямо к высокой кирпичной стене. Там, за стеной, в густом
саду-старинный особняк. Когда-то, очень давно, тут жил богатый человек.
Его, конечно, убили, ибо это несправедливо, чтобы у одних большие дома
были, а у других - маленькие. Перед войной в этом особняке размещалось
НКВД, а во время нее - Гестапо. Очень уж место удобное. После войны тут
разместился штаб одной из наших многочисленных Армий. В этом штабе я теперь
служу.
Штаб-это концентрация власти, жестокой, неумолимой, несгибаемой. В
сравнении с любым из наших противников - наши штабы очень малы и предельно
подвижны. Штаб Армии - это семьдесят генералов и офицеров, да рота охраны.
Это все. Никакой бюрократии. Штаб Армии может в любой момент разместиться
на десяти бронетранспортерах и раствориться в серо-зеленой массе
подчиненных ему войск, не теряя при этом руководства ими.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17