Хорошо попутешествовал? Что-то вроде Большого Тура, да, и с Робби?
– Вроде того. Посмотрел мир и отшлифовал арабский, прежде чем начать по-настоящему работать в Бейруте. Это был как ураган… Пронеслись через Францию, на корабле привезли машину в Танжер, потом прогулялись через Северную Африку. Робби нужно было возвращаться домой из Каира, поэтому дальше я отправился один. Именно там я получил от матери письмо про это твое путешествие, и немедленно стал искать столкновения.
– Ты кого-то должен увидеть? Бизнес?
– Частично. Слушай, зачем мы здесь стоим? Здесь запах, и в любую секунду нас может сбить с ног осел. Пойдем чаю попьем.
– С удовольствием бы, но откуда взяться чаю в середине Дамаска?
– В моем гнезде. Нельзя представить ничего более похожего на дворец. – Он усмехнулся. – Я не в отеле, живу у человека, которого знал в Оксфорде, Бена Сифара. Не знаю, ты слышала когда-нибудь про него от отца? Отец Бена – очень важная персона в Дамаске, знает всех и владеет частью всего, его брат – банкир в Бейруте, а зять – министр внутренних дел. Они здесь считаются «хорошей семьей», а в Сирии это значит, что очень богаты.
– Отличный подход. По этому признаку у нас тоже отличная родословная.
– А разве не так?
Иронию кузена я отлично понимала. Наша семья откровенно и напоказ богата уже три поколения, и удивительно, сколько людей готовы игнорировать очень смешанную, если не сказать плебейскую кровь, стучащую в венах Мэнселов. Я засмеялась.
– Надо полагать, это деловой контакт папы и дяди Чеза?
– Да. Бен взял с меня обещание общаться с ним каждый раз, как я буду в Сирии, а отец горел желанием, чтобы я вошел в контакт, вот я и тут.
– Ясно. Слушай, я с удовольствием пойду. Только подожди, пока я куплю шелк. – Я посмотрела на кипы в своих руках. – Вопрос только в том, какой?
– Я ни от одного не в восторге, если желаешь услышать правду. Приятный на ощупь, но красный слишком пламенный, нет? Люди будут опускать в тебя письма. А голубой… Нет, не для тебя, любовь моя. Он ко мне не подходит, а я подбираю девушек по колориту.
Я холодно на него посмотрела.
– За это куплю их оба и сделаю полосы. Горизонтальные. Вообще-то понятно, что ты имеешь в виду. Они хорошо выглядели в магазине.
– Естественно, там темно.
– Хочу их для платья. Может быть, в тусклом свете… Узор очень симпатичный и восточный…
– Нет.
– Что больше всего в тебе бесит, так это то, что ты иногда прав. А что ты сам здесь покупал, между прочим? Кольцо для Эмили?
– Драгоценность для моей любви, безусловно. Голубые бусы для моей машины.
– Голубые бусы для твоей… Голубые бусы для твоей машины? Ну в это уж я не верю!
– Не знала? Голубые бусины защищают от Дурного Глаза. Они есть у всех верблюдов и ослов, почему для машин не годятся? Они бывают замечательного цвета. Но не важно, их можно купить в любое время. Ты правда хочешь шелка? Одумайся, дома найдешь ничуть не хуже, но не придется его перевозить.
Владелец магазина, который стоял за моей спиной совершенно нами забытый, сказал очень едко:
– Все шло хорошо, пока вы не появились. У леди очень хороший вкус.
– Это наверняка, – сказал кузен, – но вы не думаете, что я одобрю такое платье? Если у вас есть что-то более подходящее, покажите.
На лице мужчины показалась тень удовольствия, он учел явно дорогую одежду моего спутника.
– Понимаю. Простите, сэр. Вы муж леди?
– Пока нет. Пойдем, Кристи, купим, и найдем место, где можно поговорить. Моя машина на площади в конце улицы. А где, кстати, твоя группа?
– Не знаю, я их потеряла. Засмотрелась, а они пропали.
– И ты их отпустила? Они не будут тебя разыскивать с собаками, когда заметят, что тебя нет?
– Возможно. – Я собрала шелк и отправилась в магазин. – Чарльз, а если белый…
– Серьезно, может, лучше позвонить в гостиницу?
Я пожала плечами.
– Сомневаюсь, чтобы они хватились меня до обеда. Привыкли уже к моим блужданиям.
– Все та же моя любимая испорченная маленькая мадам?
– Просто не люблю толпы. И вообще, кто бы говорил! Папа всегда объяснял, что ты испорченный и противный, и это чистая правда, поэтому помоги.
– Да. Дорогой дядя Крис, – сказал кузен и зашел за мной в магазин.
В конце концов я купила очень красивый тяжелый белый шелк, который, к моему удивлению, Чарльз извлек с какой-то темной полки. К тому же эта ткань была дешевле всего, что хозяин магазина мне показывал. Не особенно я удивилась, когда Чарльз заговорил на медленном, но вроде свободном арабском. Хотя родители часто и говорили, что он испорченный и противный, никто никогда не отрицал, что Чарльз проявляет отличные умственные способности, когда ему вдруг приходит в голову их использовать, а случалось это примерно раз в месяц, притом исключительно в его корыстных интересах.
Когда мы пришли на площадь в сопровождении мальчика из магазина, который нес за нами шелк, я сразу узнала машину Чарльза. Не по марке или цвету, их все равно не было видно, а по толпе из шести рядов маленьких арабчиков, которые вокруг нее стояли. Расследование показало, что это «Порш 911 S». Я люблю своего кузена и знаю правильные слова, поэтому сказала:
– Какая красавица! Тебе нравится?
Он мне все объяснил. Открыл капот, почти разобрал свою игрушку. Маленькие мальчики млели. Они стояли теперь уже в двенадцать рядов, открыв рты и вытаращив глаза, и впитывали все его слова. Я пропускала нежные словоизвержения мимо ушей, смотрела на лицо Чарльза и вспоминала его электрическую железную дорогу, первые часы, велосипед… Он выпрямился, стряхнул с себя арабчиков, закрыл капот, заплатил двум самым большим отрокам, которые, должно быть, сторожили, и дал мальчику из магазина чаевые, которые извергли из него лихорадочную речь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13