- Клянусь дочкой... Я в здравом уме. Я нашел библиотеку, Оскар,
представляешь, я... Ежли подохну - кроки твои, и библиотека - твоя...
Только отдай завещание, и не оставляй меня на съедение совам. И еще...
приди на мои похороны, помяни мою грешную душу. И помоги... Помоги
Сибил...
Он засыпал. Оскар разогнулся и только сейчас осмотрел самого себя.
Ничего утешительного: костюм сбоку разодран, рана глубиной в полдюйма, по
всей видимости, разорвал бок о фиксатор фонаря... Энергобрикет, слава
Богу, цел. Но отопительные контуры костюма порвались, и медная проволока
свисала из разрыва. Возиться с отоплением некогда, Оскар скрутил, срастил
концы нескольких проводов, соединил проволоки, наскоро, и поверх всего
этого беспорядка наклеил кусок липучки. Потом ощупал шлем. Фейсгард свезло
набок, трубчатый гребень и вовсе снесло, но голова, похоже, не пострадала.
Оскар ободрал с ног смятые наколенники и заковылял к буеру.
То, что ни о каком ремонте сейчас не стоит и мечтать, выяснилось с
первого беглого взгляда. Оскар включил радиоответчик буера, достал с
заднего сиденья игломет, сразу же подключил оружие к энергобрикету, ремень
нацепил на плечо и забросил игломет за спину.
Первый приступ слабости Оскар ощутил, едва начав собирать шлюпку -
маленький буер из легких труб, с паршивыми коньками. Вообще-то дело было
плевое, и если бы не рана, Оскар справился бы буквально за несколько
минут; а тут еще засигналил энергобрикет на поясе Тепанова. Оскар вынул
брикет, питающий фару, доковылял до раненого, взял его за воротник и
потащил за собой к буеру. Тут слабость нахлынула волной, накатила всерьез,
захлестнула, и пришлось даже осесть прямо на лед.
Наконец он собрал шлюпку, взвалил на нее обмякшего Тепанова, сменил
ему брикет, собрался было лечь сам, но вспомнил о рулевом лезвии. Бросить
его вместе с буером - означало вдребезги рассориться с кузнецом Вацеком.
Морщась от боли, Оскар приподнял корпус, умудрился одной рукой снять
обтекатель и открыть, отжать оба фиксатора, но все-таки достал узорное
булатное лезвие.
Он лег на шлюпку, лицом вниз, сморщился, подмигнул своему отражению в
ледяном зеркале, с которого порыв ветра на мгновение смахнул ледяную пыль,
дотянулся до ручки фала и рывком вздернул парус. Но, ко всему прочему,
заело стопор и пришлось дергать, дергать, дергать и дергать, пока парус не
поддался, схватил ветер...
- Ну, ветер приняли, теперь выберемся, - Оскар толкнул локтем
бесчувственное тело Тепанова. - Главное - не спрыгивай на ходу, Сова,
договорились?..

...Время от времени Оскар стряхивал дурнотную муть и, задирая голову,
смотрел на звезды, в особенности на Айсстар. Нечего было и думать
добраться на шлюпке до города, нужно было тянуть, всеми средствами
вытянуть, на Дорогу; там был шанс встретить экспресс, караван или
курьерский муниципальный буер. И еще - уж очень не нравилось Оскару, как
деревянно стучит о нижний кронштейн мачты перчатка Совы Тепанова.
...Над горизонтом замигали две новые звезды, синие.
Везет же, подумал Оскар. Намотал на раму шкот. Потянулся за аварийной
укладкой, достал сигнальные ракеты и насадил одну на ствол игломета.
Судя по огромному расстоянию между огнями штурманской и хвостовой
башенок, из Столицы шел тяжелый сорокаосный караван. Вновь, и сейчас
совершенно невовремя, накатил приступ слабости, и Оскар, чтобы не сомлеть
и не отрубиться, перевернулся на больной правый бок; в таком положении
дотянул-таки до Дороги. Снова заело проклятый стопор, парус продолжал
уносить шлюпку, и тогда Оскар сыграл ва-банк, просто-напросто выдернул
мачту из стейса вместе с кронштейном, бросил ее под рулевой конек. Лезвие
перескочило трубу, распахало парус, но опорные коньки, налетев на мачту,
сорвались со штифтов и развернулись в стороны. Едва не усвистев под
огромные счетверенные катки, шлюпка наконец остановилась...
Первый выстрел оказался дохлым, ракета лишь соскочила со ствола и
запрыгала, застучала по льду, как консервная жестянка. Вторая ракета
оранжевой змеей умчалась прямиком под брюхо каравана - нет гаже занятия,
чем лежа стрелять из игломета, а подняться на ноги уже не было ни сил, ни
времени. Последнюю Оскар нацелил почти в зенит, и на штурманской башенке
завертелся красный прожектор...
Заметили, - подумал Оскар. - Как же я устал...
Караван не стал останавливаться, просто сбросил скорость, и Оскар еще
успел прочитать на его борту громадные буквы.
"Голиаф", - подумал он и разрешил себе заснуть.

...Сова Тепанов танцевал под открытым небом, словно солист Ледового
Театра, разница вся заключалась в одежде лишь. Это был танец, именно
танец, пускай незамысловатый, но не просто бессмысленное кружение. Музыки
не было, и сам Сова молчал, танцуя сосредоточенно, отрешенно даже. Оскар
вдруг приметил, что лед начал затягивать Тепанова, всасывать, вначале по
щиколотки, потом - по колени. Сова танцевал, ничего не замечая, а лед
затягивал от все глубже и глубже. Самое странное и страшное - подо льдом
не было его ног, были шевелящиеся мешки пустоты, и чем глубже Сова
погружался, тем больше размерами становился ужасный воздушный пузырь,
сохраняющий форму тела, танцующий..
ОН СТАНОВИТСЯ ПОЛОСТНИКОМ! - сообразил наконец Оскар и кинулся прочь,
но тут же споткнулся. Словно шарик без рук, без ног, катился он по дну
необъятной долины - ледяной чаши Сухого Моря, падал с каких-то уступов и
снова катился, катился, катился, а рядышком бежала, завывая, небывало
огромная певчая сова и в конце пути, Оскар знал наверняка, точно знал это
- его дожидается полостник с лицом Тепанова.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17