Я поднял
Петру, чтобы отнести ее домой. Один из рабочих с поля
спросил:
- Но как ты узнал? Я ничего не слышал.
Розалинда с недоумением повернулась к нему:
- Что? Но ведь она кричала! Я думаю, что даже глухой
на полпути к Кентаку услышал бы крики.
Спрашивающий с сомнением покачал головой, но так как
мы с Розалиндой прибежали вдвоем, то это делало наше
об_яснение более убедительным.
Я ничего не сказал. Я старался отбиться от недоуменных
вопросов, пока мы с Розалиндой не получим возможность
остаться одни и, поговорив, подготовиться к ответу.

..........

Этой ночью, впервые за много лет, я вновь увидел
знакомый сон, но на этот раз, когда нож сверкал в руке
отца, отклонение, которое он держал в левой руке, было не
теленок, и даже не Софи, это была Петра. Я проснулся в
холодном поту...
На следующий день я постарался послать мысленные обра-
зы Петре. Мне казалось важным быстрее предупредить ее,
чтобы она себя не выдала. Я очень старался, но не смог ус-
тановить с ней контакта. Остальные тоже пытались, но безус-
пешно. Я уже подумал, не предупредить ли ее обычными слова-
ми, но Розалинда была против.
- Возможно, страх пробудил в ней это свойство, - ска-
зала она. - А в обычном состоянии она даже не знает, что
это такое, поэтому рассказывать ей об этом опасно. Вспомни,
ей всего шесть лет. Не думаю, чтобы было разумно наваливать
на нее такую тяжесть без необходимости.
Все согласились с Розалиндой. Все мы знали, как трудно
следить за каждым своим словом, даже если тренируешься
несколько лет. Мы решили отложить разговор с Петрой, пока
не возникнет в нем необходимость, или пока она не станет
достаточно взрослой, чтобы наше предупреждение было ей
правильно понято, тем же временем мы будем пытаться осто-
рожно установить с ней контакт, и пусть все останется как
прежде.
Мы не видели причины, почему все не должно идти, как
прежде. Точнее, мы не видели другого пути. Если мы не будем
продолжать пользоваться своей способностью, то мы погибли.
За последние несколько лет мы много узнали об окружа-
ющих и об их недостатках. То, что пять или шесть лет назад
казалось игрой, теперь стало жизненной необходимостью,
когда мы разобрались в жизни. Естесственно, мы ничего не
меняли. Для того, чтобы выжить, мы должны были тщательно
скрывать наши подлинные лица: ходить, говорить, жить неот-
личимо от других. У нас была способность, которая, как с
горечью выразился Майкл, могла бы стать благословением, а
стала проклятием. Глупая норма была счастлива, ей принадле-
жал весь мир. Мы - нет. И поэтому мы не жили полностью, мы
скрывались: не говорили, когда хотелось, не использовали
того, что мы знали. Мы жили жизнью лжи, обмана, укрыватель-
ства. Наши возможности не были нужны существовавшему общес-
тву. Ему были нужны серые, оболваненные люди, не стремящие-
ся к высоким полям. Все это раздражало Майкла больше, чем
других. Его воображение заводило его дальше всех, но и он
не мог предложить никакого выхода. А ощущение опасности
увеличивалось по мере того, как мы росли. Особенно ясно это
стало мне в один из летних полдней, примерно за год до
того, как мы обнаружили способность Петры.
Это был плохой год. Мы потеряли три поля. Столько же
Энгус Мортен. Всего в районе сожгли не менее тридцати пяти
полей. А весенние рождения принесли невиданные количества
отклонений среди домашнего скота, особенно у крупного
рогатого. Такого уже мы не знали больше двадцати лет. К
тому же в лесу появилось множество диких кошек различного
вида. Каждую неделю кого-нибудь судили за попытку скрыть
отклонения в урожае, или за убой и использование без об_яв-
ления отклонившегося от нормы скота. Ко всему прочему доба-
вились три набега на район со стороны людей окраины. Вскоре
после отражения последнего, я столкнулся со старым Джеко-
бом. Старик бормотал что-то под нос, ковыряя вилами навоз
во дворе.
- Что это? - Спросил я, остановившись с ним рядом.
Он воткнул вилы в навоз, оставив одну руку на рукоят-
ке. Это был старик, всю свою жизнь, насколько я помню,
копающий навоз. Я даже представить себе не мог, что он
может быть чем-то иным. Он повернул ко мне свое худое лицо,
обрамленное белыми волосами и бакенбардами, всегда напоми-
навшее мне библейского илью.
- Бобы, - ответил он. - Теперь эти проклятые бобы
выросли неправильно. Вначале картофель, потом помидоры,
потом салат, а теперь эти проклятые бобы. Никогда не было
такого года. Многое случалось раньше, но кто слышал об
отклонившихся бобах?
- Вы уверены? - Спросил я.
- Конечно, конечно я уверен. Думаешь, я не знаю, какие
должны быть бобы?
Он глядел на меня сквозь белый пух.
- Да, это плохой год, - согласился я.
- Плохой, - сказал он. - Это разорение. Недели работы
кончаются ничем, свиньи, овцы и коровы поедают добрый корм
и производят мерзость. Люди больше думают не о работе, а об
отклонениях. Даже мой маленький огород наполнен отклонени-
ями, как ад! Плохой. Ты прав. А худшее еще впереди. - Он
покачал головой. - Да, худшее еще наступит, - повторил он с
угрюмым удовлетворением.
- Почему?
- Это справедливо, - сказал он мне. - Они этого заслу-
живают. Ни морали, ни принципов. Взгляни на молодого Тэда
Норберта - спрятал десять отклонившихся поросят и поедал
их, а когда обнаружили это, то их осталось только два.
Достаточно, чтобы его отец перевернулся в гробу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78