А Генри должен будет
отослать меня. А потом он возьмет другую жену, которая даст
ему хороших детей. Ничего не остается для меня в мире -
ничего. Я пришла сюда в надежде на поддержку и помощь...
Я... Я вижу теперь, как глупо было надеяться.
Никто не ответил ей.
- Ну что ж, понимаю. Я ухожу, - сказала она мертвым
голосом.
Но мой отец был не таким человеком, чтобы отпустить
ее просто так.
- Я не понимаю, как ты осмелилась прийти сюда, в бого-
боязненный дом, с таким предложением, - сказал он. - Хуже
того, что у тебя нет и тени раскаяния и стыда.
Когда тетя Гэррист ответила, голос ее звучал крепче:
- Чего мне стыдиться? Я не сделала ничего постыдного.
Я только несчастна.
- Ничего постыдного? - Повторил мой отец. - Ничего
постыдного произвести на свет насмешку над создателем?
Ничего постыдного попытаться вовлечь сестру в свое преступ-
ление? - Он перевел дыхание и продолжал тоном проповедника:
- враги господа окружают нас. Они пытаются бороться с нами
через нас. Бесконечное число раз пытаются они исказить
правильный облик, через ненадежных людей среди нас. Ты со-
грешила, женщина! Взгляни в глубину своего сердца и ты
поймешь, как ты согрешила! Твой грех ослабил нашу оборону,
и враги прорвались сквозь нее. Молись, и крест на твоей
одежде защитит тебя. Ты утратила бдительность в борьбе за
чистоту расы. Так появилось отклонение, а отклонение, любое
отклонение от правильного пути, есть богохульство - не
меньше! Ты произвела богохульство!
- Всего лишь бедного, маленького ребенка!
- Ребенка, который, если бы тебе удалось это, вырос
бы, произвел бы потомство, это потомство увеличивалось бы,
заполнило все вокруг мутантами и подобной мерзостью... Вот
что случается там, где ослабевает вера и воля. Но здесь это
никогда не случится. Наши предки были на правильном пути, и
они нам передали правду. Ты хотела предать нас всех! Ты
хотела, чтобы наши предки прожили жизнь напрасно! Позор на
твою голову, женщина! Теперь иди! Иди домой в смирении, а
не в гордыне. Заяви о своем ребенке, как положено по зако-
ну. Затем исполняй эпитимью, которая на тебя будет наложе-
на. И молись. Тебе много надо молиться. Ты не только бого-
хульствовала, произведя ложный облик, но и в своем высоко-
мерии ты препятствовала закону и согрешила в мыслях. Я
милостивый человек и не проклинаю тебя за это. В твоей
воле очиститься: падай на колени, молись, молись, чтобы
этот твой грех и другие твои грехи были прощены.
Послышались два легких шага. Ребенок издал слабый
звук, когда тетя Гэррист закутывала его. Она подошла к
двери, отодвинула задвижкую потом сказала:
- Я буду молиться. Да, я буду молиться.
Она помолчала и продолжила крепнущим голосом:
- Я буду молиться, чтобы бог послал немного милосердия
в этот ужасный мир. И сочувствия к слабости, и любви к
несчастным. Я попрошу его - если это действительно его
воля, чтобы ребенок страдал, и его душа была проклята из-за
маленького недостатка в теле... Я буду молить его, чтобы
сердца самоуверенных людей разбились...
Двери закрылись, и я увидел, как она медленно идет по
коридору.
Я осторожно вернулся к окну и смотрел, как она вышла и
заботливо уложила белый сверток в коляску. Несколько секунд
она смотрела в землю, потом отвязала лошадь, взяла в руки
сверток и завернула его в полу своего плаща.
Она обернулась и такой навсегда осталась в моей памя-
ти. С ребенком на руках, в полураспахнутом плаще, из-под
которого была видна верхняя часть широкого коричневого
креста на ее желтовато-коричневом платье, ничего не видящие
глаза, и лицо, как будто высеченное из гранита...
Потом она взяла вожжи и уехала.
В соседней комнате за моей спиной отец сказал:
- Брось! Попытку замены следовало предвидеть. У женщин
иногда бывают странные идеи. Я готов был бы простить ей,
если б она об_явила о ребенке. Но ересь - совсем другое
дело. Она опасная и бесстыдная женщина, я никогда не думал,
что твоя сестра проявит такую слабость. И как она посмела
подумать, что ты покроешь ее преступление. Она же знала,
что ты сама дважды подвергалась эпитимье. Говорить ересь в
моем доме. Этого нельзя допустить!
- Может быть, она не понимала, что говорит, - неуве-
ренно произнесла моя мать.
- Теперь поймет. Наш долг позаботиться, чтобы она
поняла.
Мать начала что-то говорить и вдруг заплакала. Я
никогда раньше не слышал, чтобы она плакала. Голос отца
продолжал об_яснять необходимость чистоты в мыслях, так же
как и в сердце, особенно для женщин. Он все еще говорил об
этом, когда я на цыпочках убежал.
Мне интересно было знать, что неправильного было на
теле у ребенка - может, это был лишний палец на ноге, как у
Софи. Я так никогда и не узнал об этом.
Когда на следующий день разнеслась новость, что тело
тети Гэррист нашли в реке, никто не упомянул о ребенке.



ГЛАВА 8.

Когда пришла эта новость, отец включил имя тети
Гэррист в нашу вечернюю молитву, но после этого оно никогда
не упоминалось. Как-будто кто-то стер его из памяти всех,
кроме моей. В моей памяти оно, однако, оставалось такой,
какой я впервые увидел ее. Я помнил ее лицо, озаренное
надеждой, помнил голос, произносящий: "мне нечего стыдится
- я только несчастна". Я помнил ее в последний момент,
когда она, обернувшись, глядела на дом.
Никто не говорил мне, как она умерла, но я знал, что
это не было несчастным случаем.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78