Но даже юные охотники за автографами
были лучше, чем ничего, поэтому пение сигнала Кондратьева обрадовало.
Кондратьев вышел в прихожую и крикнул:
- Войдите!
Вошел человек высокого роста, в просторной серой куртке и длинных
синих штанах пижамного типа. Он тихо притворил за собой дверь и, несколько
наклонив голову, принялся рассматривать штурмана. Физиономия его очень
живо напомнила Кондратьеву виденные когда-то фотографии каменных истуканов
острова Рапа-Нуи - узкая, длинная, с узким высоким лбом и мощными
надбровьями, с глубоко запавшими глазами и длинным острым вогнутым носом.
Физиономия была темная, а в распахнутом вороте куртки проглядывала
неожиданно нежная белая кожа. На охотника за автографами этот человек был
решительно не похож.
- Вы ко мне? - с надеждой спросил Кондратьев.
- Да, - тихо и печально ответил незнакомец. - Я к вам.
- Так входите же, - сказал Кондратьев.
Он был тронут и немного разочарован печальным тоном незнакомца.
"Кажется, это все-таки собиратель автографов, - подумал он. - Надо принять
его посердечнее".
- Спасибо, - еще тише проговорил незнакомец.
Немного сутулясь, он прошел мимо штурмана и остановился посреди
гостиной.
- Садитесь, пожалуйста, - сказал Кондратьев.
Незнакомец стоял молча, устремив взгляд на кушетку. Кондратьев с
некоторым беспокойством тоже посмотрел на кушетку. Это была чудесная
откидная кушетка, широкая, бесшумная и мягкая, с пружинящей пенопластовой
покрышкой светлого зеленого цвета, пористой, как губка.
- Меня зовут Горбовский, - тихо сказал незнакомец, не спуская глаз с
кушетки. - Леонид Андреевич Горбовский. Я пришел поговорить с вами как
звездолетчик со звездолетчиком.
- Что случилось? - испуганно спросил Кондратьев. - Что-нибудь с
"Таймыром"? Да вы садитесь, пожалуйста, садитесь!
Горбовский продолжал стоять.
- С "Таймыром"? Вряд ли... Впрочем, не знаю, - сказал он. - Но ведь
"Таймыр" в Музее космогации. Что с ним еще может случиться?
- Да уж, - сказал Кондратьев, широко улыбнувшись. - Уж дальше некуда.
- Некуда, - согласился Горбовский и тоже улыбнулся.
Улыбка у него, как и у многих некрасивых людей, была милая и какая-то
детская.
- Так чего же мы стоим? - бодро вскричал Кондратьев. - Давайте сядем!
- Вы... вот что, Сергей Иванович, - сказал вдруг Горбовский, - можно
я лягу?
Кондратьев поперхнулся.
- П... пожалуйста, - пробормотал он. - Может быть, вам водички?
Горбовский уже лежал на кушетке.
- Ах, Сергей Иванович! - сказал он. - И вы такой же, как все. Ну при
чем здесь водичка, если человеку просто хочется полежать? В античные
времена все лежали... Даже за едой.
Кондратьев, не оборачиваясь, нащупал за спиной кресло и сел.
- Уже в те времена, - продолжал Горбовский, - имела хождение
многоэтажная пословица, существенной частью которой было "лучше лежать,
чем сидеть". А я только что из рейса. Вы сами знаете, Сергей Иванович: ну
что такое диваны на кораблях? Отвратительные жесткие устройства! Да разве
только на кораблях? Эти невообразимые скамейки на стадионах и в парках!
Складные самопадающие стулья в кафе! А ужасные камни на морских купаниях?
Нет, Сергей Иванович, воля ваша, искусство создания по-настоящему
комфортабельных лежбищ безвозвратно утрачено в нашу суровую эпоху
эмбриомеханики и Д-принципа.
"Бедняга!" - подумал Кондратьев сочувственно. Проблема "лежбищ"
встала перед ним в совершенно новом свете.
- Знаете, - сказал он, - я застал еще то время, когда в Северной
Америке подвизались всякие там фирмы и монополии. Так вот, дольше всех
продержалась небольшая фирма, которая сколотила себе за полтора века
баснословный капитал на матрасах. Она выпускала какие-то особенные
шелковые матрасы - немного, но страшно дорого. Говорят, миллиардеры
дрались из-за этих матрасов. Замечательные были матрасы! На них ничего
нельзя было отлежать.
- И секрет их погиб вместе с империализмом? - сказал Горбовский.
- Вероятно, - ответил Кондратьев. - я ушел в рейс на "Таймыре" и
больше ничего о них не слыхал.
Кондратьев блаженствовал. Давно уже ему не приходилось вести такие
легкие и приятные светские разговоры! Протос и Женя были отличными
собеседниками, но Протос очень любил рассказывать про операции на печени,
а Женя большей частью учил Кондратьева водить птерокар и ругал за
социальную инертность.
- Нет, почему же, - сказал Горбовский, - у нас тоже есть отличные
лежбища. Но ими у нас никто не интересуется. Кроме меня.
Он повернулся на бок, подпер щеку кулаком и вдруг сказал:
- Ах, Сергей Иванович, дорогой, и зачем это вы высадились на Планете
Синих Песков?
Штурман опять поперхнулся. Планета Синих Песков с ужасающей
отчетливостью встала перед его глазами. Детище чужого солнца. Совсем
чужая. Она была покрыта океанами тончайшей голубой пыли, и в этих океанах
были приливы и отливы, многобалльные штормы и тайфуны и даже, кажется,
какая-то жизнь. Вокруг засыпанного "Таймыра" крутились хороводы зеленых
огней, голубые дюны кричали и вопили на разные голоса, пылевые тучи
гигантскими амебами проползали по белесому небу. И ни одной тайны не
открыла людям Планета Синих Песков. Штурман при первой же вылазке сломал
ногу, роботы-разведчики потерялись все до единого, а затем при полном
безветрии налетела настоящая буря, и славного доброго Кенига, не успевшего
подняться в корабль, швырнуло вместе с подъемником о реакторное кольцо,
раздавило, расплющило и унесло за сотни километров в пустыню, где среди
голубых волн гигантские провалы засасывали миллиарды тонн пыли в
непостижимые недра планеты.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85