- Киноиды? Собаки?
- Да. Разумные собакообразные. У них огромные головы, отсюда -
Голованы. -
- Значит, Лева занимается собакообразными... Добился своего...
Я возразил, что совсем не знаю, чем занимается Лева сейчас, однако,
двадцать лет назад он Голованами занимался, и с большим успехом.
- Он всегда любил животных, - сказал Сергей Павлович. - Я был
убежден, что ему следует стать зоопсихологом. Когда комиссия по
распределению направила его в школу Прогрессоров, я протестовал, как мог,
но меня не послушались... Впрочем, там было все сложнее, может быть, если
бы я не стал протестовать...
Он замолчал и налил мне в стакан молока. Очень, очень сдержанный
человек. Никаких возгласов, никаких "Лева! Как же! Это был такой
замечательный мальчишка!" Конечно, вполне может быть, что Лева не был
замечательным мальчишкой...
- Так что бы вы хотели узнать от меня конкретно? - спросил Сергей
Павлович.
- Все! - ответил я быстро. - Каким он был. Чем увлекался. С кем
дружил. Чем славился в школе. Все, что вам запомнилось.
- Хорошо, - сказал Сергей Павлович без всякого энтузиазма. -
Попробую.
Лев Абалкин был мальчиком замкнутым. С самого раннего детства. Это
была первая его черта, которая бросалась в глаза. Впрочем, замкнутость эта
не была следствием чувства неполноценности, ощущения собственной
ущербности или неуверенности в себе. Это была скорее замкнутость всегда
занятого человека. Как будто он не хотел тратить время на окружающих, как
будто он был постоянно и глубоко занят своим собственным миром. Грубо
говоря, этот мир, казалось, состоял из него самого и всего живого вокруг -
за исключением людей. Это не такое уж редкое явление среди ребятишек,
просто он был ТАЛАНТЛИВ в этом, а удивляло в нем как раз другое: при всей
своей ранней замкнутости он охотно и прямо-таки с наслаждением выступал на
всякого рода соревнованиях и в школьном театре, особенно в театре. Но,
правда, всегда соло. В пьесах участвовать он отказывался категорически.
Обычно он декламировал, даже пел с большим вдохновением, с необычным для
него блеском в глазах, он словно раскрывался на сцене, а потом, сойдя в
партер, снова становился самим собой - уклончивым, молчаливым,
неприступным. И таким он был не только с Учителем, но и с ребятами, и так
и не удалось разобраться, в чем же тут причина. Можно предполагать только,
что его талант в общении с живой природой настолько преобладал над всеми
остальными движениями его души, что окружающие ребята - да и вообще все
люди - были ему просто неинтересны. На самом деле, конечно, все это было
гораздо сложнее - эта его замкнутость, эта погруженность в собственный мир
явились тысячью микрособытий, которые остались вне поля зрения Учителя.
Учитель вспомнил такую сценку: после проливного дождя Лев ходил по
дорожкам парка, собирал червяков-выползков и бросал обратно в траву.
Ребятам это показалось смешным, и были среди них такие, кто умел не только
смеяться, но и жестоко высмеивать. Учитель, не говоря ни слова,
присоединился к Леве и стал собирать выползков вместе с ним...
- Но, боюсь, он мне не поверил. Вряд ли мне удалось убедить его, что
судьба червяков меня интересует на самом деле. А у него было еще одно
заметное качество: абсолютная честность. Я не помню ни одного случая,
чтобы он соврал. Даже в том возрасте, когда дети врут охотно и
бессмысленно, получая от вранья чистое, бескорыстное удовольствие. А он не
врал. И более того, он презирал тех, кто врет. Даже если врали
бескорыстно, для интереса. Я подозреваю, что в его жизни был какой-то
случай, когда он впервые с ужасом и отвращением понял, что люди способны
говорить неправду. Этот момент я тоже пропустил... Впрочем, вряд ли это
вам нужно. Вам ведь гораздо интереснее узнать, как проклевывался в нем
будущий зоопсихолог...
И Сергей Павлович принялся рассказывать, как зоопсихолог
проклевывался в Леве Абалкине.
Назвался груздем - полезай в кузов. Я слушал с самым внимательным
видом, в надлежащих местах вставлял: "Ах, вот как?", а один раз даже
позволил себе вульгарное восклицание: "Черт возьми, это как раз то, что
мне нужно!". Иногда я очень не люблю свою профессию.
Потом я его спросил:
- А друзей у него, значит, было немного?
- Друзей у него не было совсем, - сказал Сергей Павлович. - Я не
виделся с ним с самого выпуска, но другие ребята из его группы говорили
мне, что он с ними тоже не встречается. Им неловко об этом рассказывать,
но, как я понял, он просто уклоняется от встреч.
И вдруг его прорвало.
- Ну почему вас интересует именно Лев? Я выпустил в свет сто
семьдесят два человека. Почему вам из них понадобился именно Лев? Поймите,
я не считаю его своим учеником! Не могу считать! Это моя неудача!
Единственная моя неудача! С самого первого дня и десять лет подряд я
пытался установить с ним контакт, хоть тоненькую ниточку протянуть между
нами. Я думал о нем в десять раз больше, чем о любом другом своем ученике.
Я выворачивался наизнанку, но все, буквально все, что я предпринимал,
оборачивалось во зло...
- Сергей Павлович! - сказал я. - Что вы говорите? Абалкин -
великолепный специалист, ученый высокого класса, я лично встречался с
ним...
- И как вы его нашли?
- Замечательный мальчишка, энтузиаст... Это как раз была первая
экспедиция к Голованам. Его все там ценили, сам Комов возлагал на него
такие надежды.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11