Дональд Купер, длинный, сутулый, в выцветшем
комбинезоне, длинное лицо со складками возле рта, острый подбородок, в
поросший редкой седой щетиной; и Ван, широкий, приземистый, почти без шеи,
в стареньком, аккуратно заштопанном ватнике, широкое бурое лицо, курносый
носик, благожелательная улыбка, темные глаза в щелках припухших век; и
Андрея вдруг пронизала острая радость при мысли, что все эти люди из
разных стран и даже из разных времен собрались здесь вместе и делают одно,
очень нужное дело, каждый на своем посту.
- ...Теперь он уже старый человек, - закончил Кэнси. - И он
утверждает, что самые лучшие женщины, каких он когда-либо знал, - это
русские женщины. Эмигрантки в Харбине.
Он замолчал, уронил окурок и старательно растер его подошвой
блестящего штиблета. Андрей сказал:
- Какая же она русская? Сельма, да еще Нагель.
- Да, она шведка, - сказал Кэнси. - Но все равно. Это был рассказ по
ассоциации.
- Ладно, поехали, - сказал Дональд и полез в кабину.
- Слушай, Кэнси, - сказал Андрей, берясь за дверцу. - А кем ты был
раньше?
- Контролером на литейном заводе, а до того - министром
коммунального...
- Да нет, не здесь, а там...
- А-а, там? Там я был литсотрудником в издательстве "Хаякава".
Дональд завел двигатель, и старенький грузовик затрясся и залязгал,
испуская густые клубы синего дыма.
- У вас правый подфарник не горит! - крикнул Кэнси.
- Он у нас сроду не горел, - отозвался Андрей.
- Так почините! Еще раз увижу - оштрафую!
- Понасажали вас на нашу голову...
- Что? Не слышу!
- Бандитов, говорю, лови, а не шоферов! - проорал Андрей, стараясь
перекричать лязг и дребезг. - Дался тебе наш подфарник! И когда только вас
всех разгонят, дармоедов!
- Скоро! - крикнул Кэнси. - Теперь уже скоро - не пройдет и ста лет!
Андрей погрозил ему кулаком, махнул Вану и ввалился на сиденье рядом
с Дональдом. Грузовик рванулся вперед, чиркнул бортом по стене в арке
ворот, выкатился на Главную улицу и круто повернул направо.
Устраиваясь поудобнее, так, чтобы пружина, вылезшая из сиденья, не
колола в зад, Андрей искоса поглядел на Дональда. Дональд сидел прямо,
положив левую руку на баранку, а правую - на рычаг переключения скоростей,
надвинув шляпу на глаза и выставив острый подбородок, и гнал во всю мощь.
Он всегда ездил так: "с максимальной разрешенной скоростью", не думая даже
тормозить перед выбоинами на асфальте, и на каждой такой выбоине в кузове
тяжело ухали баки с мусором, дребезжал проржавевший капот, а сам Андрей,
как не старался упираться ногами, подлетал и падал в точности на острие
проклятой пружины. Только раньше все это сопровождалось веселой
перебранкой, а сейчас Дональд молчал, тонкие губы его были крепко сжаты,
на Андрея он не смотрел вовсе, и потому чудился в этой обычной тряске
какой-то злой умысел.
- Что это с вами, Дон? - спросил Андрей наконец. - Зубы болят?
Дональд коротко дернул плечом и ничего не ответил.
- Правда, вы какой-то сам не свой последние дни. Я же вижу. Может
быть, я вас обидел как-нибудь нечаянно?
- Бросьте, Андрей, - проговорил Дональд сквозь зубы. - При чем здесь
вы?
И опять Андрею почудилось в этих словах какое-то недоброжелательство
и даже что-то обидное, оскорбительное: где уже тебе, сопляку, меня,
профессора, обидеть?.. Но тут Дональд заговорил снова:
- Я ведь не зря сказал вам, что вы счастливый. Вам и в самом деле
можно только позавидовать. Все это идет как-то мимо вас. А по мне это
идет, как паровой каток. Ни одной целой кости не осталось.
- О чем вы? Ничего не понимаю.
Дональд молчал, искривив губы. Андрей посмотрел на него, невидящими
глазами поглядел вперед на дорогу, снова покосился на Дональда, почесал
себе макушку и расстроенно сказал:
- Честное слово, ничего не понимаю. Так вроде все хорошо идет...
- Потому я вам и завидую, - жестко сказал Дональд. - И хватит от
этом. Не обращайте внимания.
- То есть как не обращать внимания? - сказал Андрей, совсем
расстроившись. - Как это я могу не обращать внимания? Мы здесь вместе...
вы, я, ребята... Конечно, дружба - это большое слово, слишком большое...
Ну, просто товарищи... Я бы, например, рассказал, если что... Ведь никто
не откажется помочь! Ну, сами скажите: если бы со мной что-нибудь
случилось и я бы попросил у вас помощи, вы бы мне отказали? Ведь не
отказали бы, верно?
Правая рука Дональда оторвалась от рычага и легонько потрепала Андрея
по плечу. Андрей замолчал. Его переполняли чувства. Снова все было хорошо,
все было в порядке. Дональд был в порядке. Просто обычная хандра. Может же
быть у человека хандра. Просто у него самолюбие взыграло. Все-таки
как-никак профессор социологии, а тут баки с мусором, а до этого он был
грузчиком на складе. Конечно, ему это неприятно и обидно, тем более что
никому об этих обидах не расскажешь - никто его сюда не гнал, и жаловаться
неудобно... Это только сказать просто: выполняй хорошо любое дело, на
которое тебя поставили... Ну и ладно. И хватит об этом. Сам справится.
А грузовичок уже катился по диабазу, скользкому от осевшего тумана, и
здания по сторонам стали ниже, дряхлее, и цепочки фонарей, протянувшиеся
вдоль улицы, стали тусклее и реже. Цепочки эти впереди сходились в
туманное расплывчатое пятно, на мостовой и на тротуарах не было ни души,
даже дворники почему-то не попадались, только на углу Семнадцатого
переулка, перед приземистой старой гостиницей, известной более под
названием "Клопиный вольер", стояла телега с понурой лошадью, и в телеге
кто-то спал, закутавшись с головой в брезент.
1 2 3 4 5 6