- А как у нас сейчас, я не знаю, - продолжал Ван. - Последнее время я
не жил в деревне... А почему профессорское ценится у вас дороже?
- Это я пошутил, - сказал Андрей виновато. - У нас этим делом вообще
не торгуют.
- Торгуют, - сказал Дональд. - Вы даже этого не знаете, Андрей.
- А вы даже это знаете, - огрызнулся Андрей.
Еще месяц назад он ввязался бы с Дональдом в яростный спор. Его
ужасно раздражало то, что американец то и дело рассказывает о России такие
вещи, о которых он, Андрей, и понятия не имеет. Андрей был тогда искренне
уверен, что Дональд просто берет его на пушку или повторяет
злопыхательскую болтовню Херста. "Да шли бы вы с вашей херстовиной!" -
отмахивался он. Но потом появился этот недоносок Изя Кацман, и Андрей
спорить перестал, огрызался только. Черт их знает, откуда они всего этого
набрались. И бессилие свое он объяснял тем обстоятельство, что он-то
пришел сюда из пятьдесят первого года, а эти двое - из шестьдесят
седьмого.
- Счастливый вы человек, - сказал вдруг Дональд, поднялся и пошел к
бакам у кабины.
Андрей пожал плечами и, надеясь избавиться от неприятного осадка,
вызванного этим разговором, надел рукавицы и принялся сгребать вонючий
мусор, помогая Вану. Ну, и не знаю, думал он. Подумаешь, дерьма-то. А что
ты знаешь об интегралах? Или, скажем, о постоянной Хаббла? Мало ли кто
чего не знает...
Ван запихивал в бак последние остатки мусора, когда в воротах с улицы
появилась ладная фигура полицейского Кэнси Убукаты.
- Сюда, пожалуйста, - сказал он кому-то через плечо и двумя пальцами
откозырял Андрею. - Привет, мусорщики!
Из уличной тьмы в круг желтого света вступила девушка и остановилась
рядом с Кэнси. Была она совсем молоденькая, лет двадцати, не больше, и
совсем маленькая, едва по плечо маленькому полицейскому. На ней был грубый
свитер с широченным воротом и узкая короткая юбка, на бледном мальчишеском
личике ярко выделялись густо намазанные губы, длинные светлые волосы
падали на плечи.
- Не пугайтесь, - вежливо улыбаясь, сказал ей Кэнси. - Это всего лишь
наши мусорщики. В трезвом состоянии совершенно безопасны... Ван, - позвал
он. - Это Сельма Нагель, новенькая. Приказано поселить у тебя в
восемнадцатом номере. Восемнадцатый свободен?
Ван, снимая на ходу рукавицы, подошел к ним.
- Свободен, - сказал он. - Давно уже свободен. Здравствуйте, Сельма
Нагель. Я - дворник, меня зовут Ван. Если что нибудь понадобится, вот -
дверь в дворницкую, приходите сюда.
- Давай ключ, - сказал Кэнси. - Пойдемте, я вас провожу, - сказал он
девушке.
- Не надо, - проговорила она устало. - Сама найду.
- Как угодно, - сказал Кэнси и снова откозырял. - Вот ваш чемодан.
Девушка взяла у Кэнси чемодан, а у Вана - ключ, мотнула головой,
отбрасывая упавшие на глаза волосы, и спросила:
- Который подъезд?
- Прямо, - сказал Ван. - Вон тот, под освещенным окном. Пятый этаж.
Может быть, вы хотите есть? Чаю?
- Нет, не хочу, - сказала девушка, снова тряхнула головой и, цокая
каблуками по асфальту, пошла прямо на Андрея.
Он отступил, пропуская ее. Когда она проходила, он ощутил крепкий
запах духов и еще какой-то парфюмерии. И он все смотрел ей вслед, пока она
шла по желтому освещенному кругу, юбка у нее была совсем короткая, чуть
длиннее свитера, а ноги были голые, белые, и Андрею показалось, что они
светятся, когда она вышла из-под арки в темноту двора, и в этой темноте
был виден только ее белый свитер и белые мелькающие ноги.
Потом заныла, завизжала и грохнула дверь, и тогда Андрей снова
машинально достал сигареты и закурил, представляя, как эти нежные белые
ноги ступают по лестнице, ступенька за ступенькой... гладкие икры, ямочки
под коленями, обалдеть можно. Как она поднимается выше и выше, этаж за
этажом, и останавливается перед дверью восемнадцатой квартиры - как раз
напротив шестнадцатой квартиры... ч-черт, надо хоть белье постельное
переменить, три недели уже не менял, наволочка серая сделалась, как
портянка... А какое у нее лицо? Надо же - совсем не помню, какое у нее
лицо. Только ноги и запомнил.
Он вдруг осознал, что молчат все, даже женатый Ван, и в ту же секунду
заговорил Кэнси:
- У меня есть двоюродный дядя, полковник Маки. Он был адъютантом
господина Осимы и два года просидел в Берлине. Потом его назначили
исполняющим обязанности нашего военного атташе в Чехословакии, и он
присутствовал при вступлении немцев в Прагу...
Ван кивнул Андрею, они рывком подняли бак и благополучно переправили
его в кузов.
- ...Потом, - продолжал Кэнси неторопливо, закуривая сигаретку, - он
немного повоевал в Китае, по-моему, где-то на юге, на Кантонском
направлении. Потом он командовал дивизией, высадившейся на Филиппинах, и
организовал "марш смерти" пяти тысяч американских военнопленных - извините
меня, Дональд... Потом его направили в Маньчжурию и назначили начальником
Сахалинского укрепрайона, где он, между прочим, в целях сохранения
секретности загнал в шахту и взорвал восемь тысяч китайских рабочих...
извини меня, Ван... Потом он попал к русским в плен, и они, вместо того
чтобы повесить его или, что то же самое, передать его Китаю, всего-навсего
упрятали его на десяток лет в концлагерь...
Пока Кэнси все это рассказывал, Андрей успел слазить в кузов, помог
там Дональду расставить баки, поднял и закрепил борт грузовика, снова
спрыгнул на землю, угостил Дональда сигаретой, и теперь они втроем стояли
перед Кэнси и слушали его.
1 2 3 4 5 6