Уклонист по самую свою вонючую задницу.
Ворцель (пожимая руки). Герцен! Польша прощает Россию!
Джонс. I say! Это же Герцен!
Маркс. Россия к делу не относится. Я предлагаю исключить Герцена из Комитета.
Джонс. О, I say. Так нельзя.
Маркс. Я подаю в отставку! (Уходит.)
Эмигранты открыто освистывают его уход.
Руге. Детоубийца!
Кинкель. Паразит! Приживал!
Ледрю-Роллен. Онанист!
Мадзини. Экономист! (Не обращаясь ни к кому в отдельности) Arrivederci! Сегодня Милан – завтра весь мир. (Уходит.)
Блан. Прожектер.
Ворцель (Джонсу). Может быть, начнем? В пять часов я даю урок математики в Мазвел-Хилл.
Джонс. Господа! Тише, тише! Заседание международного братства демократов в изгнании объявляю открытым.
Тем временем драматическая сцена с участием Кинкелей и Мальвиды достигает апогея. Никто не обращает на них внимания. Иоанна размахивает пистолетом в направлении Кинкеля и Мальвиды.
Иоанна. Аспид! Застегни свои пуговицы! Я была слепа, слепа!
Кинкель. Нет, нет! Не стреляй! Подумай о Германии!
Иоанна стреляет из пистолета.
Звук выстрела, похожий на звук хлопнувшей двери, резко будит Герцена.
С этого момента «интерьер у Герценов» включает в себя (постоянно, или временно, или по мере надобности) столы, стулья, кресла, стол, диван и так далее, так же как и обозначенные двери и замкнутые помещения.
Мальвида только что вошла в комнату, где спал Герцен.
Прочие персонажи его сна остаются невдалеке. Они светски болтают, держа бокалы с вином, курят, накладывают себе закуски, которые время от времени приносит горничная. Слышится раскат добродушного смеха эмигрантов в ответ на чьи-то слова.
Герцен (просыпается). О!.. У вас все в порядке?
Мальвида. Простите ради бога, сквозняком захлопнуло дверь… Я стучала.
Герцен (поднимаясь). Нет, нет, простите меня! Я вдруг устал… а после этого будто сразу…
Мальвида. Вам что-то снилось?
Герцен. Господи, надеюсь, что да.
Мальвида. Я получила ваше письмо.
Герцен. Да, конечно. Мое письмо.
Мальвида. Вы ищете учительницу для ваших детей.
Герцен. Только для Таты. У Саши свои учителя, а Ольга еще слишком мала. После смерти моей жены девочки жили у друзей в Париже. Пришло время нам быть всем вместе. Тате будут нужны математика, история, география и… Вы ведь говорите по-английски?
Мальвида. Я могла бы преподавать начинающим. На каком языке мне вести остальные уроки? По-французски или по-немецки?
Герцен. Без сомнения! Мы говорим по-русски en famille.
Мальвида. Я бы хотела выучить русский. Я читала «С того берега», но, конечно, только по-немецки.
Герцен. Вы знаете мою книгу? Хотел бы я увидеть ее на русском! Да где уж…
Мальвида. Да, об этом можно было только мечтать. У меня в Германии был близкий человек, который принимал участие в революции. Он умер в прошлом году. Умер молодым. Кто-то обронил перчатку. Детская…
Герцен. Это мое.
Мальвида поднимает маленькую перчатку с пола рядом с креслом Герцена. Она отдает перчатку Герцену. Он кладет перчатку в карман.
Герцен. Ну что ж, сколько я вам буду платить?
Мальвида. Я бы предложила два шиллинга в час.
Герцен. Я бы предложил три. Пожмем руки, как англичане? (Пожимают руки. Он собирается проводить ее в другую комнату.) Дома мы называем англичан «айсейками». «I-say-ки!»
Мальвида присоединяется к Кинкелям. Иоанна застегивает Кинкелю пальто. Кошут, прощаясь, пожимает всем руки. Вечер подходит к концу, как полагается, с помощью горничной, которая подает пальто и шляпы.
Иоанна. На улице туман? Мой легкомысленный кавалер явно решил себя уморить.
Венгерский адъютант Пекс (Герцену). Monsieur le gouverneur просит позволения откланяться, чтобы не задерживать ваших гостей.
Руге (Джонсу). Mr Jones – Marx tells me you Chartists will be in the government in two years – and private property abolished in three!
Джонс. О, I say. По-моему, это преждевременно.
Ледрю-Роллен. Солнце революции может взойти только во Франции! Франция – это значит Европа! (Жалуется своему адъютанту.) Полюбуйтесь! Кошут уходит раньше меня!
Кошут (Ворцелю). К сожалению, этот достойный восхищения господин – Ледрю-Роллен – витает в облаках.
Ворцель. Вы слышали? Мадзини жив, но скрывается.
Кошут. Отважный патриот, но, увы, романтик.
Кошут и Ворцель пожимают руки. Кошут жмет руку Герцену и уходит. Кинкель прощается с Джонсом.
Ледрю-Роллен (своему адъютанту). А теперь еще и немцы уходят! Вы бы поискали экипаж, а то я останусь вообще последним.
Адъютант уходит выполнять указание.
Кинкель (Герцену). Мальвида показала мне ваше письмо. Должен признаться, я пришел в ужас. Письма в Англии складывают втрое, но ни в коем случае не вчетверо! Особенно когда пишут к даме!
Герцен (Мальвиде). Дети с няней скоро вернутся. Она немка, так что вы поладите.
Иоанна. Нам пора, нам пора! Если Готфрид потеряет голос, что будет с Германией?
Кинкель, Иоанна и Мальвида уходят.
Джонс (Герцену). Я обещал Эмилии, что с самого утра займусь стрижкой газонов.
Герцен (вежливо недоумевая). Safe journey!
Джонс уходит. Герцен возвращается к оставшимся гостям – к Блану, Ледрю-Роллену, Руге и Ворцелю, который уснул.
Ледрю-Роллен (обращаясь к Блану). А вы знаете, что Кошут, когда он триумфатором явился в Марселе, проповедовал рабочим социализм, а в Англии превозносит парламентскую демократию.
Герцен. Он был бы дураком, если бы делал наоборот.
Ледрю-Роллен. Но ведь это лицемерие.
Герцен. Где здесь лицемерие? В признании, что тут – это не там? Попытка подогнать всех под единый шаблон – это прямо по Марксу.
Блан. В чем дело?
Герцен. Все в порядке… Мне приснились эмигранты. Настоящее змеиное гнездо, и ни одного ядовитого зуба. Но они говорили по-русски! Невероятно. Вы ведь не знаете русский, не так ли?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72